Франц Меринг, упомянутый выше, рассказывая о докторской диссертации Карла Маркса, писал:
Маркс глубже продумал основной принцип Эпикура и сделал из него более ясные выводы, чем сам Эпикур. Гегель называл эпикурейскую философию принципиальным недомыслием. Родоначальник этой философии, как всякий самоучка, придавал большое значение обычной житейской речи и не прибегал, конечно, к спекулятивным ухищрениям гегелевской философии, при помощи которых разъяснял эпикуреизм Маркс»[6].
Не нам и не здесь обсуждать Марксову диссертацию. Лучше обратить внимание на те особенности языка Маркса, которые биограф называет «спекулятивными ухищрениями гегелевской философии». Посредством этих приемов, по свидетельству Меринга, удалось диссертанту вывести из эпикуреизма то, чего ни сам Эпикур туда не вложил, ни сам Гегель там не увидел. Метод, который позволяет перегегелить любого Гегеля – первое научное достижение Карла Маркса. В нем секрет небывалого успеха марксизма и необыкновенной живучести этой идеологии, теоретические положения которой непрерывно – от начала и по сей день – опровергаются тем, что в марксизме называют «критерием истины».
Ссылаясь на замечание биографа, мы можем отметить также следующее. Перетолковав Эпикура в таком смысле, как ему хотелось, Маркс установил прецедент для способа существования своего грядущего учения.
Значительное количество высказываний взаимопротивоположных, самопротиворечивых и попросту не соответствующих действительности находим мы на страницах научного, публицистического и эпистолярного наследия двух великих мыслителей и вождей. Что до теоретической части их наследия, то там число противоречий и тавтологий может соперничать только с числом высказываний бездоказательных и безответственных[7].
Однако, любые попытки всяческих «злопыхателей» сокрушить марксизм терпели и терпят провал. Любая критика марксизма, основанная на его внутренних противоречиях – между одинаково важными утверждениями, между началом теории и ее завершением, между теорией и практикой, – оказывается неэффективной. В лучшем случае она убеждает лишь тех, кто и без того относится к марксизму критически.
Самые справедливые указания на противоречия и неувязки – сколько их ни насчитать, – не только не могут нанести марксизму какого-либо урона, но даже, в конечном итоге идут ему на пользу, укрепляя его реноме в глазах приверженцев. Желающий пугать диалектиков противоречиями подобен тому, кто берется (если нам позволят несколько фривольное сравнение) дерьмом отваживать мух.
Со всей ответственностью за сказанное, автор этих строк солидаризируется с В.И. Лениным, по определению которого диалектика – это душа марксизма.
Первая причина поражения, которое терпит критика противоречий марксизма, заключается в том, что такая критика говорит с марксистами на их языке (капитализм», «феодализм», производственные, отношения», общественно – экономическая формация» и др.), в то же время уступая им в искусстве владения этим языком.
Пишущий эти строки перелистывает «Капитал» и находит свои стародавние – первого прочтения – пометки на полях. Понятие общественно-необходимое рабочее время» автор определяет как время, которое требуется для изготовления продукта «при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда». По этому поводу мы тогда заметили на полях, что среднее» нельзя понимать арифметически, что он имел в виду некую величину, взвешенную по всему множеству производителей данного вида продукта… и еще много в том же духе.
Это писал «марксист» самому себе. Может, и дельное замечание – а может, и нет. Кто знает наверняка, что «он имел в виду»? Если на тысяче страниц книги не нашлось места для не вызывающей сомнений и вопросов дефиниции фундаментального понятия всей теории, не разумнее ли предположить, что он и не имел в виду чего-то большего, чем написано? То есть, что он считал свою дефиницию достаточной и самоочевидной?
Задержимся на этом примере. Указанное определение Маркса не находили удовлетворительным ученые-экономисты и посерьезнее вашего покорного слуги, например В.В.Новожилов. И что они в этом случае делали? То же самое. Они начинали искать приемлемое для себя толкование написанного Марксом. Возникает дилемма: либо за написанным плоским определением должна скрываться некая глубина, внешне не ощущаемая, либо идея Маркса и вправду малосодержательна.
7
Традиционно принято говорить о трех составных частях марксизма: (1) диалектический и исторический материализм, (2) политическая экономия и (3) научный коммунизм. Формально говоря, в каждой из указанных составных частей налицо, по меньшей мере, по одному принципиальному противоречию. В (1) - между четким указанием Маркса о «базисе и надстройке» и позднейшими поправками Энгельса об обратном влиянии «надстройки» на «базис». Во (2) – между важнейшими положениями I и III томов «Капитала» о законе стоимости. В (3) – между недвусмысленными указаниями Маркса о насильственной революции как единственном пути завоевания власти рабочим классом и предсмертными указаниями Энгельса о тщетности вооруженных восстаний и необходимости легальной борьбы за власть.