— Ну вот, ты спешишь, отменяешь дела, а он прохлаждается в баре! Может, в этом и был твой сюрприз? — набросился я на Казанкини.
Серж растерялся, он никак не ожидал такого начала, открыл рот и ошалело уставился на меня.
— Что ты смотришь, как баран на новые ворота?
— Не знаю, почему ты нервничаешь, но если б я знал, что ты так отнесешься к моему предложению, никогда не занимался бы этой встречей, — наконец вымолвил Серж с глубочайшей обидой в голосе.
«Ну вот, что это сегодня со мной? Второго человека обидел ни за что ни про что!» — запоздало охладил я свой пыл.
— Извини, Серж… Просто увидел тебя здесь…
— …и решил, что Серж просто веселый трепач. Правда же, решил? Ну!
— Сознаюсь, был такой грех.
— Ты же знаешь — в пресс-центр ни под каким соусом посторонних не пускают. Мой сюрприз ждет нас в баре напротив, в здании велотрека. Пошли.
Сюрпризом оказался высокий худощавый человек с прямыми широкими плечами, выдававшими в нем в прошлом спортсмена. Незнакомцу было лет 45, никак не меньше, но выглядел он моложаво, и если б не седые виски, вряд ли дал бы ему больше сорока… Он был в шортах, в белой тайгеровской майке и резиновых японских гета на босу ногу. Перед ним на столике стояли чашечка с кофе, рюмка с коньяком и стакан воды с кусочками белого льда.
Он поднялся, когда мы направились к нему, широкая улыбка высветила ровные, как у голливудской кинозвезды, белые зубы, глаза смотрели прямо, приветливо. Я подумал, что он похож на типичного американца, и не ошибся.
— Майкл Дивер, — представился он.
— Олег Романько.
Он с силой пожал мне руку.
— Наверное, я видел вас в Мехико-сити, на Играх, — сказал он. — Я не пропустил ни одного финала по плаванию. Был там в составе американской делегации, помощником олимпийского атташе. К тому же сам — бывший пловец, правда, до Олимпийских игр мне добраться не посчастливилось. — Я понял, что Серж успел дать мне исчерпывающую характеристику и таким образом упростил ритуал знакомства. — Что будете пить? Виски, коньяк?
— Спасибо. Сержу, насколько я в курсе дел, коньяк надоел еще во Франции, потому ему — виски. Мне — баночку пива.
— О’кей. И кофе!
— Мистер Казанкини много рассказал мне о вас, — сказал Майкл Дивер и сделал легкий наклон головы в сторону Сержа. — У нас с вами, мистер Романько, есть общая тема — Олимпийские игры, олимпизм и все, что связано с «олимпийской семьей». Поэтому я согласился с предложением…
— …просьбой, — перебил его Казанкини.
— …просьбой мистера Казанкини, — поправился американец, — рассказать вам о некоторых аспектах современного олимпийского движения, я так думаю, вам малоизвестных. Нет-нет, я никоим образом не хочу умалить ваш опыт, но, поверьте мне, об этих делах пока знают или догадываются немногие…
— Я весь внимание, Майкл. Вы разрешите называть вас так запросто?
— Буду вам признателен. Итак, речь идет о существующем заговоре против олимпизма. Олимпизма в том изначальном смысле, коий был вложен в него древними греками и возрожден Пьером де Кубертеном. Я в Мехико представлял не НОК США, хотя и работал под его крышей, а Центральное разведывательное управление, и задачи передо мной были поставлены в несколько иной плоскости, чем ставят тренеры задачи перед спортсменами. Хотя было и кое-что общее: они хотели выиграть золотые медали, я же хотел кое-что выиграть в политической игре. Преуспел ли я там, не мне судить. Но мое начальство достаточно высоко оценило мои труды… Увы, я подвел их ожидания и сошел с их корабля.
— Как это следует понимать, Майкл?
— В прямом смысле. Сразу после Игр в Мехико-сити я отправился не в Вашингтон, а сел на корабль в порту Веракрус и… с тех пор путешествую по миру. Я собираю свидетельства и свидетелей, чтобы подтвердить мое заявление о существующем заговоре против Игр. Я неоднократно выступал с разоблачениями усилий, предпринимаемыми в этом направлении некоторыми странами, слишком близко к сердцу принимающими поражения своих спортсменов от русских, восточных немцев и других. В первую очередь это исходит от влиятельных кругов моей страны…
— Я читал некоторые ваши статьи, Майкл, и рад познакомиться с вами лично. Я могу записать интервью с вами?