Весь закон и Пророки стоят на двух заповедях, сказал Христос: возлюби Господа Бога Твоего... и возлюби ближнего своего.
Душа открывает свою ноуменальную силу:
1. В ноуменальном отношении или ноуменальной любви к ближнему. « Где двое или трое соберутся во имя Мое, там буду и Я». Теоц<ентрическая> антропология: реализация ты после 4-го выбора, скачком — перенесением его в Рай[25], то есть обнаружения образа и подобия Божьего в ближнем. Царство природы и царство Благодати (только после падения человека). Общий корень — любовь. Поэтому любовь и имманентна, и трансцендентна, то есть и посюстороннее, и потустороннее держится на любви. Вера — трансцендентальное, источник ее только в потустороннем, но проникает и к нам. «Вера без дел мертва» — неудачное выражение Иакова, которым впоследствии оправдывали морализирование веры. Наоборот: дела, то есть любовь без веры мертва. Без веры, то есть неосвященная верой, любовь — эгоизм: личный, семейный, родовой, национальный, классовый или сословный, наконец, космополитический — филантропия и гуманизм. Апостол Павел — гимн любви: из трех — вера, надежда, любовь — любовь выше всех. Если она освящена верой, любовь, освященная верой, выше веры. В такой любви и в таком отношении к человеку, ноуменальном, за объектом отношения и за самим отношением, как сказал Христос, стоит Он Сам. Но в ноуменальном отношении я отрекаюсь от себя, жертвую собой — это субъективная моя жертва, и в вере, хотя бы я и не знал имени Христа или даже Бога, моя жертва отожествляется с жертвой Бога. Признак этого отожествления: логически предопределение абсолютно несовместно со свободой человека. В ноуменальном отношении они отожествляются. Я имею здесь в виду реальное переживание или переживание реальности моей абсолютной свободы, вне свободы выбора и одновременно провидения. Здесь обе жертвы — Бога и моя — отожествлены.
В ноуменальном отношении к ты мой грех искупается, но не ради моих поступков — никакие поступки, никакие мысли не могут искупить моей греховности. В ноуменальном отношении к моему ближнему, то есть в любви, освященной верой, хотя бы я и не сознавал этой веры, открывается ноуменальная сущность души — не в поступках, даже не в мыслях, а в каком-то оттенке мысли: некоторый оттенок самоотречения и есть моя субъективная жертва, и она отожествляется с абсолютной жертвой.
Три тайны: творение, жертва, спасение, и центральная, главная, во всяком случае для нас сейчас, — вторая, так как мы живем сейчас во втором эоне. Я создан по образу и как подобие Божие, и центральная, главная тайна и практически для меня главная. Тогда в ноуменальном отношении моя жертва отожествляется с жертвой Бога. Не поступок, не мысль, а какой-то оттенок мысли, оттенок образа мыслей, строй души, когда я знаю, что я сам ничего хорошего сделать не могу, ни сделать, ни даже чисто подумать, и все же совершается через меня и есть это отожествление двух жертв. Не моя жертва искупает мой грех и не мои заслуги — по сравнению с моей греховностью мои заслуги бесконечно малы, моя жертва — это только приятие жертвы Бога, которую Он совершил ради меня. Но в этой формулировке может снова показаться, что я что-то приписываю себе, тогда моя жертва ничего не стоит. Я здесь говорю о строе души. Не Бог — строй души, а моя вера в Него, абсолютно трансцендентного, есть строй души. И самое большое чудо, что в этом строе души — вере — абсолютно трансцендентное, то есть самое далекое от меня становится абсолютно имманентным, имманентным мне, самым близким. Если при этом останется ощущение хотя бы капли моей заслуги, то Бога снова нет, нет веры, но только суеверие. Я не могу даже сказать, что я совершаю эту жертву. Это уже qratia qratis data[26]. Он дал мне счастье совершить мою жертву, и даже не я ее совершаю, и моя жертва уже вполне реально отожествляется с Его жертвой.
2. Догмат, то есть исповедание веры, и вера — две совершенно различные вещи. Я могу вообразить, что я верю в Бога, и это воображение может быть настолько сильным, что у меня появятся даже стигматы на руках и ногах, и все же это может быть еще не вера, а только воображение. И наоборот, я могу субъективно считать и говорить самому себе, что я не верю в Бога, но на самом деле это может быть уже верой, так как вера — это строй души, полностью отрекающейся от себя, мое же исповедание неверия — это только нерадивость раба, получившего талант, имевшего этот талант и закопавшего его в землю, или трусость, или боязливость, потому что вера — смелость броситься вниз в пропасть, или осторожность, или даже требовательность к самому себе — серьезность. В этом разделении веры и исповедания веры и в том, что сказано о вере в ноуменальном отношении, сказан уже и второй путь открывания ноуменальной сущности души — прямо к Богу, без ты, без посредства ты.
25
См.: Друскин Я. Теоцентрическая антропология // Лестница Иакова. СПб., Академ. проект, 2004. С. 618−664.