– Иди отсюда, мальчик, – как и любая забава, надоела сенешалку и эта.
Поваренок отошел к куче осколков и начал собирать их, но вдруг, найдя что-то заслуживающее внимания, подполз обратно к сенешалку и молча протянул ему на маленькой и не очень чистой ладошке золотой зуб, самый настоящий, кощунственный, кошмарный, постыдно-невероятный, вызвавший у сенешалка невольное содрогание. Но, подчиняясь какой-то неведомой силе, он взял предложенный дар. Эта беда окончательно сломила прожженного политика, и, уронив голову на руки, он горестно, бесслезно заплакал.
Видя такое преступление всех правил, мальчишка невольно проникся идеей о своем великом предназначении. Разве небеса не лишили его родителей и не бросили у ворот королевского дворца, разве не смягчили они сердце жестокого господина и не отвели его руку, разве не стал он свидетелем постыдного и тайного горя железного сенешалка? Так он, вероятно, способен на большее, надо только спросить на что.
– Чего желает мой господин? – без малейшего подобострастия, чистым звонким мальчишеским голосом спросил он.
Сенешалк, не поднимая головы, только махнул ему рукой, не обратив внимания на открытую непочтительность его тона.
Невероятно осмелев, поваренок повторил свой вопрос. Только тогда сенешалк поднял голову и с сожалением подумал, что уже даже слуги смеют ему перечить. И снова не стал он бить мальчишку и грустно ответил:
– Твой господин желает, чтобы ты оставил его. Нет, постой! – спохватился он, видя, что мальчик собирается вернуться к своим черепкам. – Поди в залу и принеси оттуда бутылку вина.
Просиявший поваренок со всех ног кинулся выполнять поручение, босые пятки сверкали на мягких коврах и каменных лестницах, пока не принесли его к дверям пиршественного зала, там десятки слуг, как пчелы в улье, кружились вокруг длинного стола, ломившегося от наставленных на него яств.
Выхватив у подбежавшего служки блюдо с жареной дичью и качаясь под его тяжестью, мальчишка прошмыгнул в залу. Прикрываясь жарким, как щитом, он стащил со стола бутылку вина, сунул ее в штаны, грохнул на стол блюда и нараскоряку побежал к выходу под удивленными взглядами слуг. Миновав недоверчивых стражей поневоле, он стремглав помчался к кухне, где оставил своего безутешного хозяина, но с огорчением увидел, что табуретка сиротливо стоит у стены, а сенешалка нет.
Наверное, потребность быть нужным, помогать и сочувствовать была в мальчике сильнее голоса разума, который советовал ему заняться кучей осколков, иначе как объяснить тот факт, что махнув рукой на битую посуду так, как не махнул бы и сам король, он не побоялся пойти на поиски сенешалка.
Остановив важного распорядителя, он осведомился у него, где найти сенешалка, ибо он приказал принести ему бутылку вина. Распорядитель, конечно, не поверил, но указал мальчику путь, возможно, в нем говорила природа зверя, предвкушающего муки бедняги, посмевшего нарушить покой вспыльчивого сенешалка.
Но он ошибался: не было покоя господину сенешалку. Безуспешно пытался он достучаться в покои принца, напрасно через дверь уговаривал его выйти к гостям – сенешалка послали туда, где живут недоброжелательные существа. Легко представить отчаяние, завладевшее почтенным господином от последних слов принца, определенно, дни, нет, часы его жизни были сочтены. Огорченный, он удалился в свои покои и предался, как и принц, черной меланхолии.
Сенешалк засунул руку в карман, желая достать платок, весьма ему нужный, но нащупал лишь золотой зуб; с омерзением смотрел он на него, вертя мясистыми пальцами, чувствуя, что сама судьба насмехается над ним. Невольно он вспомнил глупого мальчишку-поваренка, так наивно и доверительно подарившего ему эту гадость, и что нашло на него, высокомерного и грозного, чтобы он так милосердно отнесся к слуге. Господин сенешалк поднял голову и чуть не подавился от неожиданности слюной: перед ним стоял тот самый мальчик и протягивал бутылку вина, и это было выше сил небесных!
– Как вы и просили, мой сир, – лучезарно улыбаясь, как другу, сказал мальчонка и ловко вытащил зубами пробку, затем, нисколько не смущаясь, налил вино в кубок и подал безвольному министру, парализованному возмущением и удивлением.
Сенешалк машинально отхлебнул вина и окончательно сдался: этот мальчишка возымел над ним какую-то магическую силу, или быть может, это переживания сделали его таким мягкотелым и безвольным. Как бы то ни было, он не стал сопротивляться и позволил усадить себя на скамью, более того, он сам водрузил мальчишку к себе на колени. Если бы кто-нибудь в тот момент вошел в покои и увидел его с чумазым поваренком на коленях, кубком вина и золотым зубом, он бы наверняка решил, что сенешалк рехнулся.