– С чего вы взяли? – вспылила Мэри.
– Поверьте мне, я знаю его с детства.
– Ну, это мы еще посмотрим! – гордо вскинув подбородок, сказала Милки.
– Ах, мисс! В душе он вор, и ни я, ни лучшие воспитатели не сумели вытравить из него эту черту. Он с тринадцати лет хочет стать искателем сокровищ, он навеки влюблен в море. Я вмешался в его судьбу, я спас его от смерти, назвал своим сыном, и теперь я не свожу глаз с творения своих рук, я боюсь, мисс, очень боюсь, ибо не знаю, что сотворил. Я не знаю его судьбы, и это страшно. Но я больше не могу противиться его желаниям, зову крови, я готов пустить все на самотек, и пусть мне будет стыдно! Дон Диего может делать все, что взбредет ему в голову, пусть даже разгромит этот мир, или уничтожит свою душу! Простите, мисс, мне не хотелось бы вмешивать в это еще и вас, вы чудная девушка и можете быть счастливы с достойным человеком. Прошу вас, пока не поздно, уходите.
– Вы слишком много на себя берете, мистер Корнуэл. Со своей судьбой я как-нибудь разберусь, не надо за меня решать. Если мне придется пойти за доном Диего на край света, я пойду, и не позволю всяким проходимцам учить меня! – гордо сказала она.
Корнуэл развел руками.
– Женщина! – воскликнул он. – Женщина и глупейшее существо. Ладно, – успокоился он. – Не говорите потом, что я вас не предупреждал. Отдайте мне, – он протянул руку.
– Что? – не поняла Милки.
– Карту, мисс. Карту в обмен на сердце дона Диего, или клянусь всеми святыми, я насильно посажу вас в лодку и отправлю на берег.
Милки покраснела, поколебалась, отвернулась, достала карту и протянула ее Джону.
– Так-то лучше, – успокоенно сказал он. – Если я не ошибаюсь, она все равно… неважно. Итак, мисс, вручаю дона Диего в ваши заботливые руки. Передайте ему, что я внезапно передумал, сошел с ума, так сказать. Или даю ему второй шанс.
Корнуэл встал и подошел к двери, но на пороге Милки остановила его и спросила:
– Скажите, сэр, что на этой карте?
– Моя жизнь, – коротко ответил он и вышел.
7.
Он устал, замерз, и ему хотелось плакать. Камни через продранные башмаки резали ему ступни, холодный ветер трепал рванье, которое он называл одеждой. Он не ел уже три дня, и еле передвигал ноги от усталости и голода, но ему нужно уйти как можно дальше, ибо только в этом – спасение.
Он сел на валун и посмотрел на большую реку, величаво катившую свои волны. Совсем скоро она покроется льдом, и тогда он сумеет пересечь эту естественную преграду, а теперь он пойдет по ее берегу, возможно, до самого устья, пока не найдет человеческого жилья, где попросится на постой.
За что небеса наказали его, за что?!
– Эй, мальчишка! – раздался над его ухом грубый мужской голос. – Ты кто такой?
«Мальчишка» знал этот язык северных людей, грубый цокающий, как копыта его лошади, которая пала три дня назад, язык воинов и пьяниц.
– Мое имя ничего не скажет вам, господин, – сказала мальчишка, вставая с валуна и кланяясь с придворной легкостью.
– Даже у собак есть имена, – усмехнулся всадник. На большом лохматом боевом коне он был подобен древнему богу, голову его венчал деревянный шлем, одет он был в меховой плащ, на поясе висел внушительный меч. – Только у рабов нет имен. Идем со мной, – велел он, – держись за стремя.
Мальчишка взялся за стремя и поплелся рядом с конем, каждый шаг давался ему с большим трудом.
– На, выпей, – сказал всадник и подал ему мех.
Мальчишка на радостях хлебнул, но тут же глаза его выпучились, как у окуня, и он закашлялся: никогда он не пил такого крепкого вина.
– Это придаст тебе сил, совсем ведь подыхаешь с голоду.
Ему и в самом деле стало легче, теплее и бодрее, вот только если бы не шум в ушах и странная веселость, не соответствующая положению битого пса.
Вдоль реки они добрались до странного поселения: деревянные дома стояли полукругом, из крыш тянулись дымки, в центре полукруга горел большой костер, и лежали туши убитых животных.
При их приближении из самого большого дома выбежала толпа мужиков, одетых так же, как и подобравший мальчишку, они радостно и громко кричали, все они были пьяными, бородатыми и грязными.
– Родерик! Родерик! – кричали они.
Сквозь толпу протолкалась красивая бледнолицая девушка с русыми волосами, в длинной юбке и отороченной мехом телогрейке. Она подбежала к Родерику и прижалась к его ноге.
Родерик соскочил с коня и нежно обнял девушку.
– Я рад приветствовать тебя, моя Милославна!
Затем Родерик повернулся к слугам и велел:
– Возьмите мальчишку, накормите, отмойте. Он мой раб.
Слуги поклонились, и Родерик в сопровождении Милославны и толпы мужиков ушел в самый большой дом.