— Кажется, мы его перехвалили, — снова прошептала брату Эля.
— Сейчас я всё улажу, — сказал брат, вставая из-за стола. — Прекрасные слова, Герман Ильич, нам остается только выпить за Лилю!
Тут же, словно по команде, зазвенели хрустальные фужеры, и все гости принялись вставать со своих мест, поздравляя именинницу.
— Элька, как обстоит дело с моим предложением? — спросил через некоторое время сестру Андрей.
— С каким? — Эля сделала вид, что не поняла брата, и принялась увлечённо поедать маслины.
— Как с каким? — нахмурился Андрей. — С тем самым: как насчет того, чтобы пожить вместе с Лилей на даче? Ты же знаешь, у Лили в конце сентября защита. Ей сейчас просто необходим глоток свежего воздуха, а то она всё лето опять просидит в городе.
— А почему ты не обратился с этой просьбой к Лилиной маме? — спросила Эля. — По-моему, театр, в котором она служит, недавно закрыли на ремонт.
— Закрыть-то его закрыли, но труппа через несколько дней уезжает на гастроли, а, как тебе известно, Ирина Ивановна одна из ведущих актрис.
— Но у Лили есть ещё и сестра, — невозмутимо произнесла Эля. — Кстати, где она? Я почему-то её не вижу.
— У неё вчера был день рождения, — ответил Андрей. — Ты, наверное, забыла, что у них с Лилей дни рождения идут подряд: у Тани — пятнадцатого, а у Лили — шестнадцатого числа.
— Видимо, она неплохо отпраздновала свой, — усмехнулась Эля, — раз не явилась на торжество старшей сестры.
— Ты же знаешь, я не могу положиться на неё, — сказал Андрей, не обращая внимания на Элины колкости.
— А на меня, значит, ты положиться можешь, — произнесла Эля.
— На тебя могу, — твёрдо произнес Андрей. — Пожалуйста, войди в наше положение: всё-таки, как правильно заметил Герман Ильич, докторская диссертация — это не шутка. Я прошу лишь об одном: чтобы ты заставляла Лилю периодически отрываться от письменного стола и хотя бы вовремя обедать.
— Не хватало мне ещё нянькой сделаться! — возмутилась Эля. Она встала и вышла из-за стола. «Мой отпуск — это мой отпуск, и я никому не позволю на него покуситься», — сердито подумала она.
В это время зазвучала медленная музыка. Некоторые гости направились в центр зала, чтобы потанцевать. Раздосадованная Эля не сразу заметила, как к ней подошёл молодой мужчина — тот самый, с которым Лиля о чём-то очень увлечённо разговаривала, когда Эля с родителями вошла в обеденный зал, — и пригласил её на танец.
Эля сначала хотела отказаться от приглашения, но потом нерешительно кивнула.
— А почему вы в тёмных очках? — спросил молодой человек, когда они присоединились к танцующим.
«Так и знала, что кто-нибудь об этом обязательно спросит», — раздражённо подумала Эля.
— Страдаю косоглазием, — ответила она и тут же добавила, чтобы избежать дальнейших расспросов: — В очень сильной форме. Неизлечимой.
— Неужели неизлечимой? — улыбнулся молодой человек.
— Представьте себе. Причём на оба глаза.
— А что говорят врачи?
— Увы, в моём случае они бессильны.
— Один мой знакомый как раз недавно защитил докторскую диссертацию по этой проблеме.
«Что? Ещё один доктор наук? — вздрогнула Эля. — Только не это!»
У Эли была веская причина, чтобы так остро отреагировать на произнесённую партнёром по танцу фразу о докторской диссертации: в её семье уже было целых три доктора наук, Лиля должна была стать четвёртым. Сколько Эля себя помнила, Беляковы всё время жили по одной и той же схеме: от кандидатской к докторской. Эти два слова в её жизни звучали чаще других слов. Защиту кандидатских диссертаций отца и матери она не застала, потому что они защитили их ещё до её появления на свет, зато ей хватило докторских. Всё детство она слышала одни и те же фразы: сначала — «Дети, не мешайте, папа работает. У него на носу защита», затем — «Дети, тише, маме скоро предстоит защищаться». Через десять лет всё это повторилось со старшим братом. Ситуация с ним усугублялась ещё и тем, что он и кандидатскую, и докторскую защитил довольно рано. В тридцать пять лет Андрей уже был профессором. И жену себе старший брат выбрал под стать: такую же преданную науке, как и он.
«Не жизнь, а одна сплошная защита», — качала головой бабушка, которой пришлось заниматься Элиным воспитанием, ибо даже после успешной защиты домочадцев это слово никак не желало сходить с их языка, потому что теперь оно касалось учеников Элиных родителей. Ещё в школе Эля дала себе зарок: «Никаких диссертаций, никакой научной работы, а если я решу выйти замуж, то выйду за самого обычного человека, а не за кандидата, и уж тем более доктора». Родные с улыбкой воспринимали её декларации, считая, что рано или поздно она тоже окажется в их стане. «Но я хочу читать книги, а не писать о них!» — горячо восклицала Эля, как только родители пробовали заговорить с ней на эту тему. Окончив библиотечное отделение, она устроилась работать в центральную городскую библиотеку. Правда, в библиотеке Эля продержалась сравнительно недолго — всего лишь три месяца. Выяснилось, что у неё непреодолимое отвращение к грязным и пыльным книгам, особенно с засаленными страницами, которое она, как ни старалась, так и не смогла побороть. Однако через пару недель после столь непредвиденного фиаско её позвала на работу в большой книжный магазин соседка по лестничной площадке, уходившая в декретный отпуск. Эле работать в книжном понравилось. «Кажется, я нашла дело всей своей жизни, несмотря на то, что приходится порой носить коробки с книгами с одного этажа на другой», — как-то за ужином сообщила она. Мать тут же бросила на неё обеспокоенный взгляд. «Зато теперь я буду в курсе всех книжных новинок», — засмеялась Эля.