После этих слов Венулитто открыл глаза и, посмотрев на старика, прибавил: «Это ваше прошедшее». Боаголо, возвысив голос, обратился к собранию и заявил: «он истину сказал, это событие из моего детства».
Все были глубоко удивлены. Румянец заиграл на лице Ниенны Вигари.
После этого вышел из толпы химик Гарри. «Я не верю никаким спиритам, и со мной не удавались никакие опыты», сказал он. Сын Шахмапутро взял его за руки и сам закрыл глаза…
«Вижу голубой круг, произнес он, в том круге сидит молодая девушка и плачет около стола. Возле нее стоит молодой человек с револьвером в руке. Волосы у девушки русые, у молодого человека на лбу шрам»…
— Это мои, мои! вскричал Гарри, схватившись за голову.
Моя дочь в стране вечного лета, этот негодяй ее преследует.
Он встал в ужасе и пошел к дверям.
«Итак для души нет времени и пространства. Она видит прошедшее и будущее, далекое и близкое», так говорил сын Шахмапутро.
— Скажите мне мое будущее, обратился Боаголо к нему. Последний встал и сел в угол и как бы глубоко задумался.
«Вижу я гроб, сказал он наконец, белокурая женщина лет 30 горько плачет и ломает руки у гроба. У ней на правой щеке родимое пятно»…
— Довольно, довольно, закричали все… Боаголо дурно… Ему умереть через два года.
Многие дамы вышли из зала. Ужас охватил всех, как электрическая искра.
— Это спирит, сильнейший из спиритов, кричали кругом.
Собрание было в смятении.
— Нет, говорил Венулитто, душа каждого нематериальна, и будущее уготовано ей, о дети культуры, капризные, изнеженные сыны, послушайте вы сына лесов…
Но никто не слушал его… Ниенна сидела в глубокой задумчивости. «Человек ли он?» думала она.
Наступила весна. Таинственные лучи солнца обратили кристаллы снега в прозрачные ручьи, синий лед на реках в тонкорунные облака. Дремучие леса сняли с себя белые покровы и зеленым плащом прикрылися под голубыми небесами…
Мелкие зародыши выросли в прекрасные цветы на зеленых лугах. Духи небесные — легкие птицы запели новые гимны, о жизни и о любви пели они, о том, что земля на небе, и небо на земле…
Никто этому не удивлялся из людей, кроме Венулитто, который с благоговением смотрел на великие чудеса, которые совершались около его, в недрах матери-природы…
Гром раздался с густых и темных облаков, молния сверкнула поперек вселенной…
— Я слышу голос отца моего и источника жизни. Гром — это его голос, а молния — блистание его глаз, сказал Венулитто……
— Ты физики не знаешь, ответила ему ученая Вигари Ниенна. Гром — это сотрясение эфира и воздуха, а вовсе не голос Бога.
— Верь мне, что эфир небесное тело Великого Духа, и гром сотрясение эфира — «то голос Его — призывный звук смертным»… Ах, как я люблю Его!..
— Ты мистик, но не человек науки, говорила дочь Томамузы: все же с каждым днем и меньше и меньше сержусь на тебя… Твой мистицизм не имеет злобы и зависти… Он глубок и ясен, как небесный свод…
— Ниенна! Я слышу голоса… Вот голос отца моего Шахмапутро… Он зовет меня на Север…
Ниенна побледнела…
— Венулитто, сказала она наконец. Сочти меня своей сестрой и возьми меня в те места, где небо ближе, говоришь, к земле, и земля выше, в дремучие леса… Мне скучно, скучно здесь, материя меня, давит… Машина жизни.
Великое солнце взошло и Венулитто взвился навстречу ему, утопая в золотых лучах зодиакального света.
Он летел и с ним в корзине гордая дочь Томамузы — Вигари Ниенна.
За ними летели тонкорунные облака, а пониже стаи журавлей с трубными звуками, их путь был в таинственный север, на лоно природы!
Он летел, и дремучее становились дубравы, и реки шире и прозрачнее, звонче ручьи пели внизу, прохладнее были долины, угрюмее скалы, величавее лицо природы.
На пятый день, когда солнце уже закатывалось, прилетел Венулитто к жилищу Шахмапутра. Оно было у подошвы высокого холма, откуда текли две речки в разные стороны. По краям были сосны, а внутри еловый лес. Свернул Венулитто свои широкие крылья, а Ниенна Вигари вышла из корзины. У порога жилища увидали они бурого медведя. Тот стоял на задних лапах и головой качал. «Гуа-Гоа», произносил он.
— Здравствуй, Таракулитто, ответил ему сын Шахмапутро…
Вошли они внутрь дома. На окнах прыгали белки дзили Джеликотта — по стенам лазили пестрые дятлы, у трубы на печке сидел старый филин — Гугуракка.
— Это все наши братья, говорил Венулитто и звери и птицы узнавали его, и ползали по нем, и садились ему на руки и на плечи.