Март.
Ревизор приехал. Лиса имя ему. Все пронюхал, все разузнал, кроме истины. Мелким бесом подошла к нему Мария Андреевна. «Об одном прошу, уберите его от нас, житья не стало,» шепчет она, и плачет, и молит, и ломает руки. Что устоит против хитрой женщины? Лиса могла бы, но не захочет. «Да, он какой-то декадент, придется уволить его отсюда, но до весны оставим». Сколько объяснений, сколько разговоров! А директор Дмитриев потерял голову, только одно твердит: «говорил я вам, говорил я вам, они шутить не любят»…
Δαιμων посоветовал мне поступить в политический союз преподавателей, и вот все молодые учительницы теперь на моей стороне. «Как, он наш!» А раньше меня упрекали они, «что наш Петров, на его уроках ни такого, ни эдакого.» А теперь я в их союзе. Ревизора фалангой окружили учительницы. «За что вы его, за что вы его, его вы изводите».
Ревизор, хитро улыбаясь, отвечает, «я оставлю его, оставлю, успокойтесь». «Как оставлю? Безвинного человека? скажите, что сам остается он? Скажите, иначе мы не выпустим вас». Старую лису прижали молодыя девы… Времена бурныя — что делать? Лиса улыбнулась, видя свое безвыходное положение «хорошо, хорошо, будет по-вашему, он остается, он остается»…
Уф! Господи! Пойду на балкон отдохнуть. Кажется, буря в стакане улеглася… Какой вечер дивный… Вот сонный город предо мною! Вон облака, освященные волшебными лучами Дианы. Она тихо скользит, богиня, не слышною стопою по волнам эфира.
О если бы выросли крылья у меня, полетел бы я туда, в воздушное царство, в эти таинственные ущелья между облаками. Может быть там и тебя встретил бы я, моя несравненная Элоиза! О человек, до сих пор ты не научился летать по воздуху… Погибли вы герои, Пилатр де Розье и Роман, дивная госпожа Бланшар и ты мужественный Гаррис, вы все хитроумные смельчаки погибли вы в воздушном океане… И ты, Лилиенталь, превратившийся было в механическую птицу, северный викинг — Андре с полюса не вернулся… О сколько вас, смелые дети природы!.. Неужели никогда не летать нам по воздуху, неужели не доказать бессмертия духа, не освободиться от жалкой нищеты, и ползания, неужели, неужели…
Δαιμων, утешь, мою душу, в чем превосходство человека пред прочими тварями земли? В слезах, в звуках дивных, безысходном горе, в песне, в новой песне… В неизъяснимых мечтах…
Май.
Экзамены мои прошли. Окружный инспектор Д., черный, тучный, благодушный человек, остался доволен познаниями учениц. «Только говорит о Жуковском чересчур много, а о Гоголе чересчур мало прошли. Да, затем говорит, мало самодеятельности выказали ученицы. Сочинение писали все на один лад. Все написали про Пушкина, что он кудесник». «Кудесник да кудесник» твердил мой директор Дмитриев… Ох, что делать? Хоть что-нибудь-то написали. Изъели меня, изъели классные дамы, интриги, сплетни, начальницы, инспектора да окружные… Нервы вытянули мои!
Куда бежать, отсюда, куда бежать… где тот блаженный остров, где мир и любовь, счастье и гармония души!
Где нибудь да есть, я знаю. Возьму посох, и пойду туда, с котомкой за плечами.
Вот он, Зеленый остров…
Там живут белорунные нежные ксифодоны. Они встретят меня гармоничным блеянием, подобным членораздельной речи и научат меня своему музыкальному языку. И буду я жить между ними, как Гулливер среди Гуигномов… И тебя там встречу, волшебная пастушка, о тебе думаю день и ночь, и целомудрен я как Дон-Кихот Ламанчский… туда… в царство мечты на крыльях поэзии… прочь проза земная!..
Июнь.
Я в Петербург приехал, был в округе по делам своим.
В округе мне сказали, что место за мною в N не оставят…
Масса обвинений оказалось против меня… Декадент я, и нетерпим я, и гулял с гимназистками, и принимал на дом, и программы не представил, и программы не выполнил, давил свободу личности… и т. д. и т. д. Пойду по России искать место себе «оскорбленному сердцу уголок».
Сижу в гостинице, гляжу на Петербург с балкона. Первый раз я здесь… Когда въезжал в него, я усомнился было, на земле ли я, какие дымчатые дворцы, разноцветные, с колоннами, с статуями, с древними и новыми богами, с барельефами, с фронтонами, с дьяволами — величавая красота… Здесь бы жить?! Но так говорил я первые дни, теперь — нет. Давка, давка здесь, личность в грош… Не мне, мечтателю тут быть… Куда нибудь в глушь!
Поздний вечер… Туман над городом и отдаленный шум!