Под огромным брезентовым чехлом покоилась оболочка аэростата. Мы стянули брезент, взвихрив тучу пыли. В клубке спутавшихся веревок Сенечка нашел кольцо металлического клапана, привязал к крюку тали и стал поднимать оболочку, быстро перебирая цепь руками. Прорезиненная шелковая туша медленно разворачивалась, вытягивалась к потолку, низвергая с себя потоки пыли, талька и алюминиевой краски. Волобуй застопорил подъемник и полез по лестнице вверх. Балансируя, словно канатоходец, он прошел по балкам и закрепил оболочку. На первый взгляд, она совсем не пострадала. Наверняка спасли ее вездесущие коты, вытесненные из деревенских домов новостройками Подмосковья и разогнавшие здесь крыс и мышей.
Недалеко от раздвижных ворот эллинга находились подсобка и небольшая мастерская. Мы прошли туда. Инструмент, конечно же, растащили, токарный станок раскурочили, но снять тиски с заржавленных винтов, уволочь наковальню не смогли. Молча мы опустились на побуревшую скамью.
- Меня волнует, сможет ли эта хламида полететь? - наконец вымолвил Арик.
- Раз она летала, значит, полетит, - резонно заметил Сенечка. Добудем компрессор, накачаем, узнаем, где утечка, поставим заплаты.
- Перво-наперво надо узнать, на чьем балансе висит вся эта аэронавтика, - подал я голос.
- Ее не то дважды, не то трижды списывали!
- И все же лучше уточнить. Ничейная - еще не значит наша.
- Ладно, это беру на себя, как и всю организационную сторону, сказал Артур.
- Тогда я тяну сюда кабель, восстанавливаю свет и привожу в порядок станки. Сеня занимается оболочкой и такелажем. Ему бы тоже какую-нибудь должность...
- Пойдешь сантехником?
Санечка хлопнул ладонью по своему острому колену:
- Жену на диету, объявлю вегетарианский месяц!
- А кино?
- Ухожу в бессрочный. Пусть штилюют.
Составляя список неотложных дел и необходимых материалов, мы с самого начала встали на верный путь - все делать самим. По горькому опыту знали: подключим организации - задушат накладными расходами, завалят бумагами, растащат весь пыл на согласования и в конце концов похерят наше начинание. Ну а уж потом поглядим, под чье начальство подвеситься. Не получится с обсерваторией, задействуем ДОСААФ - потом пусть бросают с гондолы хоть десант.
- Кстати, где гондола? - спросил Арик.
Разыскивая гондолу, обнаружили в эллинге еще одну дверь. Ее запирала пластина из рессорной стали и амбарный замок. Пришлось сбегать за ножовкой в свой подвал. По дороге я заприметил трансформаторную будку. Оттуда к эллингу должен идти кабель. Надо спросить Зозулина, убрали его или нет, когда списывали эллинг с баланса. Старик должен помнить.
Сталь у замка оказалась кованой, современное полотно садилось быстро, через какое-то время замок мы все же одолели. Тесный бетонный коридорчик уводил под землю к еще одной двери, однако не такой уж прочной. Расправившись с ней, мы обнаружили склад. На стеллажах торпедными головами лежали наполненные газом баллоны, обильно смазанные тавотом. Баранками висели связки запасных блоков, карабинов, колец. Удавом темнел толстый гайдроп. Было и два якоря, похожих в полумраке на камчатских крабов. В одном из ящиков хранились брезентовые мешочки для балласта, в другом покрытые металлической стружкой экраны-флюгеры для пеленгации.
А в углу стояла целехонькая ивовая корзина, переплетенная для большей прочности парашютной тесьмой. Она была рассчитана на троих. Сенечка легко вспорхнул в нее и долго возился там, точно наседка в гнезде. Минуту спустя он подал голос:
- Та самая. На ней и летали... Но что-то я не заметил одного существенного механизма. А он у нас был и хорошо работал.
Арик вопросительно взглянул на Сенечку.
- Нет компрессора!
- Стоп! - Артур наморщил лоб. - Год назад для подстанции рыли котлован...
- У рабочих мог быть свой компрессор.
- Сходим туда. Вдруг...
Когда мы закрыли двери и собрались уходить, всем сразу пришла одна и та же мысль: а кто будет охранять найденные сокровища? Увидев движение у заброшенного эллинга, обсерваторцы просто любопытства ради растащат все оставленное для нас неведомым капитаном Немо. Если оформить Волобуя, скажем, не сантехником, а сторожем, то надо пробивать через начальство дополнительную должность, хотя и не обременительную для миллионного бюджета, но ощутимую в глазах всевидящего контрольно-финансового ока, брать на баланс все хозяйство, назначать комиссию, которая провозится не меньше месяца. Так что идея со сторожем отпала тут же.
Сенечка раздобыл кусок пластилина и на все двери поставил пломбы, тиснув гербом обыкновенного пятака. Случалось, такие пломбы держали крепче любых запоров.
Компрессор мы обнаружили там же, где рыли котлован. Правда, все, что поддавалось ключу, было отвернуто, согнуто, оборвано. Но уцелели остов, блоки, неподъемные маховики - скелет, к которому мы полегоньку-помаленьку натаскаем мяса.
Без раскачки, по-авральному мы взялись за работу. Сенечка сумел оформиться переводом, поклявшись при любой надобности откликнуться на зов искусства. Дождавшись минуты, когда старик Зозулин после обеда впал в блаженное состояние, спросил его, не подходил ли кабель к трансформаторной.
- Он и сейчас там.
Я помчался к будке и обнаружил отсоединенный конец кабеля, замотанный изоляционной лентой, как культяпка. Потом нашел ввод в эллинг. Обесточенные провода подвел к рубильнику. Вооружившись переноской, кусачками и отверткой, вернулся к будке и, "прозвонив" концы, подсоединил их к сети. Эллинг озарился огнями.
Так у нас появились электричество и своя крыша над головой.
За пятьдесят с лишним лет существования обсерватория обросла свалками, как корабль ракушками. Не выходя за пределы территории, мы набрали все недостающие детали для станков и компрессора. Сначала заработал токарный ДИП, потом присоединился к нему фрезерный станок.
Освещенный и подававший звонкие производственные шумы эллинг привлек внимание обсерватории. Таблички с грозной надписью "Посторонним вход воспрещен!" возымели обратное действие. К эллингу повалили любопытные.
И вот тогда Сенечка приволок огромную образину, имевшую дальнее сходство с мохнатой кавказской овчаркой, пегим догом и гладкошерстным рыжим боксером. От разнопородных предков эта собака унаследовала самые отвратительные черты. Мало того, что она была страшна, как собака Баскервилей. Она много жрала, опустошая наши тормозки, гоняла котов, вызывая их яростный вопль. Надо было серьезно браться за ее воспитание. Увы, скоро оказалось, что мы с Сеней расходились в педагогических концепциях. Я отстаивал древнеримский принцип "кнута и пряника". А поскольку пряников пес уже отведал вдоволь, очередь была за кнутом. Сенечка выдвигал более гуманную идею воспитания на личном примере. По его мнению, вина бездомного бродяги была не так уж велика, поскольку ему негде было усваивать хорошие манеры.
Все же у собаки оказалось и одно достоинство, может быть, главное. Она отпугивала. Увидев человека, замыслившего разжиться у нас чем-нибудь, она мчалась навстречу, высунув лоскут красного языка и не издавая лая. Она взвивалась на дыбы перед "обезноженным" от страха и неожиданности страдальцем и клацала клыками, точно капканом. Не в силах сбавить скорость, псина описывала длинную дугу для повторной атаки. Этого мгновения человеку хватало, чтобы выпасть из полуобморочного состояния и сообразить, что делать дальше. Когда собака выходила на финишную прямую, человек уносил ноги быстрее олимпийца. До преследования жертвы пес не опускался. Вскинув ногу, он сердито делал отметку на границе своих владений и отбегал на облюбованный им взгорок, откуда хорошо просматривались подходы к эллингу.