Батюшка понял это слишком поздно…
За второй шла третья… четвертая!
Все происходило фантастически организованно и ошеломительно быстро.
Милосадов закричал, воздымая руки и закидывая голову с распяленной и еще блистающей ультрафиолетом пастью.
Зря он это сделал.
Боже!..
Какой ужас…
Я невольно восхитился — молодец Вороной, не подвел. Да как точно!..
— А-а-а! — кричал Милосадов. Трудно сказать, чего было в этом вопле больше — самого вопля или того густого бульканья, что заставило меня вспомнить слесаря Джин-Толика…
Минуту назад ничто не могло быть чернее его смокинга и белее его манишки.
Теперь он стоял почти по пояс в гуано.
На голове образовалось что-то вроде сочащегося сталагмита.
Даже если бы подобный удар обрушился на Ficus altissima, и то не знаю, насколько для него это было бы полезно.
— Бру… бру… — сказал он кому-то известковыми губами на сплошь обызвествленном лице.
Что имелось в виду, никто не понял. Да, похоже, на понимание он и не рассчитывал.
Проигрыватель был запрограммирован на время и включился, когда расчетное время церемонии подошло к концу. Возможно, впрочем, что и сам оператор, обезумев от ужаса увиденного, зачем-то щелкнул тумблером.
Так или иначе, замолчавшие на время динамики снова торжественно грянули:
Эпилог
Выяснилось, что в тот злополучный день, с которого все началось, Наталья Павловна действительно звонила Вере, жене Красовского, а вовсе не Махрушкиной. Мне стало это понятно, когда чета Красовских явилась к Наталье Павловне на день рождения: стоило самому выйти из комнаты, как они принялись щебетать о его дурных привычках и о том, что если бы в роковой день Наталья Павловна набрала нужный номер часом ранее, все могло бы обернуться как-то иначе.
Светлана Полевых вышла за Петра Сереброва. На свадьбу меня не позвали, да и свадьбы-то как таковой не было — так, посидели в кафе с приятелями. Наталью Павловну тоже не пригласили: она объясняет это дурным воспитанием современной молодежи. Теперь Петя с помощью Красовского собирает деньги на операцию: может быть, удастся поправить Светлане позвоночник, и она будет ходить.
Милосадов царит в многофункциональном торгово-развлекательном центре «Одиссея» с подземной парковкой: мечта его сбылась — он управляет финансовыми потоками. Об этом подробно рассказывала Плотникова, она кое-что знает благодаря сыну Владику: тот организовал при многофункциональном центре небольшую типографию и обтяпывает делишки в области культуры и подъема с колен. С Владиковых же слов известно, что дела Милосадова в последнее время несколько пошатнулись: высох, помрачнел, то и дело мотается в Германию на лечение и прикупил шикарный участок под мавзолей на Перепечинском. Денег ему хватает, но увы: есть дела, на которые деньги не могут оказать существенного влияния. Может быть, и вообще отойдет от дел по состоянию здоровья на неопределенный срок. Но свято место пусто не бывает, вроде как уже есть кандидат ему на замену: тоже отставник, но, говорят, не полковник, а генерал-майор.
«Что делать, что делать!» — вздыхала иногда Наталья Павловна.
Сам я начал собираться в дальнюю дорогу. Осень окончательно и твердо вступила в свои права, и, кроме зимы, ничего здесь ждать не приходилось.
В раздумьях насчет подходящих попутчиков я вспомнил веселую компанию московских Luscinia luscinia. Когда-то я крепко дружил с одним из них. Он даже научил меня выколачивать трели до десяти колен, а сам, понятное дело, легко брал заветные двенадцать, приводя в восхищение поздних посетителей Летнего сада… К сожалению, однажды мой друг пропал — говорили, пэтэушники убили из рогатки. Но кое-какие связи в среде Luscinia luscinia остались, я вышел на руководство и договорился о взаимопомощи.
Все было решено.
Понятно, что в последнюю ночь я спал плохо.
Постель Натальи Павловны белела в полумраке, и мысль о скором расставании не давала мне покоя. Мы сжились, привыкли друг к другу, я взял на себя многие заботы… Каково ей будет остаться одной?
Но увы: ведь она не может лечь на крыло. А я — я решил твердо: улетаю.
Что делать!.. Проживет как-нибудь. Она не совсем одна. Красовские заходят… Подружилась с Петей, со Светланой Полевых…
Дай бог, чтобы у Светланы тоже все было в порядке… Я ничем не могу помочь, но все же: вдруг еще когда-нибудь вернусь? Вернусь — а все живы-здоровы, кресла-каталки нет и в помине… Вот было бы здорово!..