Многие моряки бывали в заграничных плаваниях, видели иностранные города и порядки в них, и естественно, что они старались перенести в Кронштадт то, что им приглянулось.
Во многом порядок выгодно отличался в наше время от петербургского. В то время как в столице ни в садах, ни на улицах не было урн для мусора, в Кронштадте вы могли видеть на улицах мусорные ящики. Мы уже рассказывали, что в столице сады и бульвары были в запущенном состоянии, цветов почти не было, в Кронштадте сады, парки и скверы содержались в идеальном состоянии — масса цветов, цветущих кустарников — сирени, жасмина. Если кирпичные стены и заборы придают унылый вид в столице, то здесь все пустые стены украшены диким виноградом или хмелем. Пьяных можно было встретить крайне редко, скандалов почти совсем не наблюдалось, потому что полиция, военные патрули и дворники немедленно прекращали всякое нарушение порядка. Даже бродячих собак не было, — на обязанности пожарных команд лежало вылавливание всяких беспризорных животных.
Ни в одном городе мира не было таких мостовых, как в Кронштадте, правда не на всех улицах. Читатель с трудом поверит, что некоторые улицы были вымощены чугунными пустотелыми торцами, засыпанными щебнем и песком, что применялось в Лондоне и Петербурге в виде опыта, не получившего распространения. Такими же чугунными торцами были замощены заводские дворы и подъезды к складам и мастерским.
В этом небольшом городке-крепости поражало множество храмов различных культов. Прежде всего знаменитый Андреевский собор известного архитектора Захарова (не сохранился), Морской собор, изумительное сооружение по проекту академика Косякова, напоминающее храм Святой Софии в Константинополе, не говоря о многочисленных других церквах, каменных и деревянных. Была даже отдельная деревянная церковь Общества трезвости с открытой звонницей. По утрам эти небольшие деревянные церквушки весело звонили. Был костел прекрасной архитектуры, кирхи с высочайшими шпилями, даже была мечеть — деревянная постройка с забавным минаретом на крыше. Религиозные чувства поощрялись как среди военнослужащих, так и среди гражданского населения. Около Морского собора был врыт в землю гранитный столб с бронзовой доской, на которой было написано, что на этом месте при закладке собора стояла царская фамилия.
Знаменитостью на всю Россию был настоятель Андреевского собора протоиерей Иоанн Сергиев, попросту, как называл народ, Иоанн Кронштадтский. В чем заключались его сила и влияние на верующих, мы не знаем, так как авторы далеко стояли от церкви и религии, но из наблюдений и полученных сведений можем сказать, что много народу верило, что он способен творить чудеса, что молитва его доходчива и т. д. Приверженцы его составили какую-то отдельную секту иоаннитов. Когда он служил, народ ломился, слушая его проповеди. Приглашали его отслужить молебен в разные дома, народ запруживал всю улицу близ этого дома. Популярность его возросла после того, как он создал дом призрения для престарелых и неимущих. Наряду с истинно верующими вокруг него группировались, как это часто бывает при чрезмерном распространении культа, много фанатиков, доходивших в своем преклонении перед ним до неистовства. Ходило много легенд об излечении больных после молебствия с его участием. Возможно, какая-то сила в нем была, рассказов было много, и широко распространялись образки, освященные им, и книжечки о нем.
Другой популярной личностью Кронштадта был вице-адмирал Вирен, главный командир портов и генерал-губернатор. Это был отличный моряк, герой Порт-Артура, получивший орден Георгия, вывезший на миноносце из блокированного Порт-Артура все знамена, прорвав японское кольцо. Став главным командиром, он сделался грозой офицеров и матросов, требуя строжайшего выполнения устава и соблюдения всяких правил, формы одежды и пр. В случае нарушения наказание было неотвратимо, невзирая на чин, звание и служебное положение. Приведем несколько случаев: матрос бежит, чтобы получить увольнение в Петербург за отличную службу на корабле. Несвоевременно встал во фронт перед проезжавшим в коляске Виреном. Увольнение пропало, наказание обеспечено. Прогуливаясь по парку, адмирал заметил перешитые брюки на матросе. Опять «губа» и дисциплинарное взыскание офицеру, в ведении которого находится этот матрос.
Матросы носили ленточки на бескозырке с названием корабля или части. Можно было поэтому всегда узнать, какой корабль пришел в Кронштадт или другой порт. Это было удобно для взыскательного начальства, можно было всегда разыскать нарушителя, если он попытается убежать при задержании, но вряд ли это оправдывало себя, особенно в военное время. Между матросами и солдатами существовал нездоровый антагонизм, и даже в строгом Кронштадте, правда редко, бывали драки между ними, которые быстро и беспощадно прекращались, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В Петровском парке стоит памятник Петру I. Петр изображен с обнаженной шпагой, наступившим одной ногой на повергнутое шведское знамя. На гранитном постаменте памятника золотыми буквами начертаны слова царя Петра: «Место сие хранить до последнего живота».
Матросская служба на флоте до 1905 года длилась семь лет, после — пять, в общем, длительная по сравнению с другими родами войск. Старые матросы в шутку говорили молодым: «Служить тебе еще долго, пока царь Петр другой ножкой,,вступит»", имея в виду этот памятник.
Был в Кронштадте трактир под названием «Мыс Доброй Надежды». Тайком заходили туда выпить и матросики. Бывали случаи, что и подерутся там, получат синяк под глазом. На вопрос, где его так разделали, находчивый моряк отвечал: «Потерпел аварию под „Мысом Доброй Надежды“». Название этого трактира длинное, поэтому военные и обыватели называли этот трактир попросту «Мыска».
Главная улица в Кронштадте — Николаевская, ранее называлась Господская. Старое название отвечало характеру улицы: на ней стояли хорошие дома, жили господа, тогда как рабочие жили, на какой-нибудь Галкиной (в шутку называемой Галкин-стрит), Песчаной, Гусевой, на Осокиной площади и т. д. На Николаевской улице были лучшие магазины, и в хорошую погоду господа прогуливались по солнечной, или так называемой «бархатной», стороне.
По этой стороне нижние чины воздерживались ходить, так как там надо было все время быть начеку и отдавать честь офицерам.
Второй по значимости улицей была Екатерининская, расположенная вдоль канала. На ней были офицерские флигеля и береговая кают-компания, или Морское собрание. Во флигелях проживали семейные моряки. Дом, который занимало Морское собрание, ранее был дворцом какого-то великого князя. Архитектура и внутренняя отделка дома подтверждали это. В нижнем этаже помещалась военно-морская библиотека с замечательным собранием книг, среди которых было много уникальных. Из вестибюля на верхний этаж вела великолепная деревянная, действительно дворцовой отделки, лестница, на площадке которой стояли старинные бронзовые пушки с какого-то корвета или клипера. В верхнем этаже находились большой зал со сценой, буфетные комнаты, бильярдные и гостиная. В аванзале, посредине, стояла бронзовая скульптура Жанны д'Арк на коне — подарок от французской эскадры. По стенам аванзала и по стенам прохода в зрительный зал висели картины кисти Айвазовского, отмечавшие славные эпизоды из истории русского флота. Гостиные были в разных стилях — китайская, индийская и т. д. Многие моряки дарили из своих коллекций разные предметы, вывезенные из заграничных плаваний. Так постепенно обставлялись эти гостиные.
В этом собрании шли спектакли силами артистов петербургских театров, устраивались балы, вечера и разного рода приемы заморских гостей.
Вирен ввел хороший порядок: чтобы не стеснять моряков и их семей и себя не связывать с разного рода визитами, например на Новый год и другие праздники, он собирал всех свободных от службы офицеров, поздравлял их, и этим все заканчивалось, без особых формальностей.
Вход в собрание для офицеров и их семей был свободным, а для других — по приглашению. В буфете столовались холостые офицеры и жившие в Кронштадте офицеры без семей из частей береговой службы, а вечером собирались поболтать, поужинать, послушать лекцию, доклад, посидеть за рюмкой доброго вина, встретиться с товарищами по кораблям. В ходу был так называемый «собранский» квас, хорошо приготовленный хлебный квас с изюмом, подававшийся в больших. стеклянных кувшинах. Стоил он дешево, а стаканами можно было чокаться на праздниках, не тратя деньги на дорогое вино. В описываемое время состав офицеров был уже иной, чем во времена Нахимова, большинство их жило только на жалованье.