На исходе теплого сентябрьского дня двое пятнадцатилетних мальчишек, забитых под завязку едой и шипучкой, утомленных восемью часами постоянного движения, с разочарованием вышли из аллеи автоматов – демонстрировавшиеся в кинетоскопах «Пикантные сцены в женском пансионе» и «Жизнь турецкого гарема» не стоили потраченных на них центов. Мальчик с красивыми темными глазами, в которых читалось стремление к лидерству, был – согласно всеобъемлющей подписи на его учебнике истории Древнего мира – «Бэзил Дьюк Ли, дом 512, авеню Всех Святых, Сент-Пол, Миннесота, Соединенные Штаты, Северная Америка, Западное полушарие, планета Земля, Вселенная». Он был немного ниже ростом, чем его приятель, но казался выше, потому что носил короткие «детские» брюки, из которых, так сказать, «торчали» его ноги. А Рипли Бакнер неделю назад получил право носить настоящие брюки – длинные, «взрослые»! Это событие, такое простое и естественное, слегка ослабило задушевную дружбу между ребятами, которая была крепка последние несколько лет.
Все это время Бэзил, яркая личность, был, так сказать, «главным партнером», и его обеспокоил сдвиг в отношениях, случившийся из-за каких-то двух футов синего сержа. К удовольствию появляться в компании Бэзила на людях Рипли Бакнер теперь стал относиться с явным равнодушием. Длинные брюки сулили освобождение от остатков мальчишеской неполноценности, а компания того, кто, судя по коротким штанам, был все еще ребенком, превращалась в нежелательное напоминание о том, сколь недавно произошел его собственный метаморфоз. Он едва ли признался бы в этом и самому себе, но весь вечер с его стороны прослеживался недостаток расположения к Бэзилу и даже тенденция к снисходительным смешкам в его адрес. Бэзил остро почувствовал внезапно возникшую разницу положений. В августе семейный совет решил, что, несмотря на то что осенью Бэзил отправляется учиться в пансион одного из восточных штатов, мальчик до «взрослых» брюк еще не дорос. В качестве контраргумента за две недели он вырос на целых полтора дюйма, что не только упрочило его семейную репутацию «строптивого упрямца», но и вселило в него надежду на то, что склонить на свою сторону мать ему все-таки удастся.
Выйдя из-под душного тента в зарево заката, ребята замешкались, с тоской и неким томлением разглядывая толпу, двигавшуюся туда и сюда по улице. Им вовсе не хотелось идти домой, потому что было еще слишком рано, а торопиться было незачем; но зрелищами они уже были сыты по горло, так что им хотелось сменить тональность, мотив и темп. Неподалеку располагалась автостоянка – такой небольшой дворик, – и не успел закончиться вялый обмен мнениями по поводу дальнейшего маршрута, как взгляды обоих ребят неожиданно упали на припаркованный маленький красный автомобиль. Он прижался к земле, словно приготовившись броситься вперед, и казался олицетворением как скорости движения, так и пьянящей скорости жизни. Это был «Блатц Вайлдкэт», ставший вожделенной мечтой миллионов американских мальчишек на следующие пять лет. В нем, с выражением презрительного равнодушия, как того и требовало откидывающееся сиденье, сидела незнакомая блондинка с кукольным личиком.
Мальчики уставились на нее. Она окинула их быстрым взглядом, а затем вернулась к своему прежнему занятию: откинулась на сиденье и стала надменно глядеть в небо. Мальчики обменялись взглядами, но не сделали ни единого движения. Они смотрели на девушку; лишь почувствовав, что их взгляды даже им самим стали казаться чересчур пристальными, они, наконец, опустили глаза и стали разглядывать остальные машины.
Через несколько минут появился молодой человек с порозовевшим лицом и светло-рыжими волосами, одетый в желтый костюм, в желтой шляпе и желтых перчатках. Он сел в машину, последовала серия ужасных хлопков, а затем с размеренным «топ-топ-топ» из-под приоткрытого капота донесся нахально бьющий и вибрирующий звук, похожий на звук барабана. А потом и машина, и девушка, и молодой человек (в котором они узнали Спида Пэкстона) тихо и плавно скрылись за поворотом.
Бэзил и Рипли развернулись и задумчиво побрели обратно к центральной аллее. Они знали, что Спид Пэкстон был, в сущности, одним из тех, кого «за глаза» все зовут «тихий ужас»: он был диким и избалованным сынком местного пивного магната; но сейчас они ему завидовали: умчаться на закате в такой колеснице – туда, в таинственное молчание ночи… И загадочная девушка с кукольным личиком сидела рядом с ним… Наверное, именно эта зависть и побудила их окликнуть выходившего из тира высокого юношу их возраста: