Все личное в нас должно отойти на задний план перед лицом навязанной нам борьбы с врагом, наши личные мнения должны уступить место объединяющей всех нас идее спасения нашей родины от гибели...»
В конце сентября 1929 года началась моя служба в имперском военном министерстве. Я возглавил 1-е отделение отдела управления сухопутными войсками (Т1) войскового управления. В задачу отделения входила разработка всех вопросов управления сухопутными войсками и их боевого применения на случай возникновения внешней или внутренней угрозы безопасности рейха. Мы также занимались подготовкой крупномасштабных войсковых учений и командно-штабных тренировок, предназначенных для совершенствования оперативно-тактической подготовки командиров среднего звена и офицеров Генерального штаба.
Моим непосредственным начальником был полковник Гейер, человек необычайно острого ума. Он обладал редким даром быстро и безошибочно подмечать недостатки и слабые места планов и предложений, которые представлялись ему на подпись. Довольно скоро он предоставил мне почти полную свободу действий на порученном мне участке работы и не вмешивался в разработку войсковых учений и командно-штабных тренировок. Гейер и я сходились во мнении о том, что деятельность отдела управления не может ограничиваться теоретической разработкой различных оперативных планов. Не дожидаясь начала военных действий, он должен анализировать предполагаемое их развитие и вырабатывать соответствующие рекомендации. Относительная слабость наших вооруженных сил, обусловленная ограничениями, наложенными на Германию державами- победительницами, обязывала нас с удвоенной энергией работать над тем, чтобы обеспечить хотя бы минимальный уровень обороноспособности страны.
Именно эта работа и составляла основное содержание моей деятельности в отделе управления сухопутными войсками. Нам, в частности, приходилось заниматься вопросами инженерного оборудования территории страны на случай войны в узких рамках, определенных для нас военными положениями Версальского договора. Кроме того, мы вырабатывали предложения по разработке новых видов вооружения, среди которых особое внимание уделялось бронетанковой технике и средствам моторизации войск.
Армия должны была быть построена в соответствии с представлениями тех, кому предстояло в дальнейшем вести ее в бой. Полковник Гейер проявлял большую настойчивость в отстаивании данной точки зрения, что, естественно, не способствовало поддержанию дружеских отношений между ним и начальниками других отделов войскового управления, как, впрочем, и с другими управлениями военного министерства, также отвечавшими за организационные вопросы.
Начальником войскового управления, а значит и моим прямым начальником, в то время был генерал Адам. Он был тогда единственным выходцем из Баварии, приглашенным на высокую должность в Генеральном штабе. Он отличался необычайно широким кругозором, решительностью и четкостью в постановке задач. Разработка оперативных вопросов была поистине его призванием. Он с пренебрежением относился к проявлениям шаблона и схематизма в работе и часто поражал подчиненных своими неожиданными и, как правило, удачными идеями. Ко мне лично генерал Адам относился весьма благосклонно и с полным доверием. Я отвечал ему глубоким почтением. Он завершил свою военную карьеру в должности командующего группой армий, в задачу которой на случай войны входила оборона наших западных границ. Во время Судетского кризиса он впал в немилость к Гитлеру за то, что в одном из докладов откровенно заявил фюреру, что так называемый «западный вал» еще далеко не до конца подготовлен к обороне для того, чтобы в течение достаточно длительного времени сдерживать наступление превосходящих сил французской армии. Генерал был отправлен в отставку, в результате чего выдающиеся способности этого незаурядного военачальника не были использованы р ходе войны.
Одна из особенностей моей деятельности на посту начальника отделения заключалась в том, что мне довольно часто приходилось встречаться не только с начальником войскового управления, но и с главнокомандующим сухопутными войсками. В то время этот пост занимал генерал фон Хаммерштейн-Экворд. Он обладал свойством быстро проникать в суть любого вопроса, которая только и интересовала его. Лучше всего этого человека характеризует принадлежащее ему выражение: «Инструкции существуют только для дураков». Под дураками он подразумевал всех посредственностей, с которыми он предпочитал не иметь дело. Во время войны он мог бы, вероятно, показать себя выдающимся военачальником, однако в мирное время он явно недооценивал значение рутинной штабной работы и с презрением относился к усердию своих подчиненных, считая его неотъемлемой чертой посредственных личностей. Сам он, во всяком случае, редко проявлял его, что было неудивительно при его необычайной сообразительности и глубоком уме. Военная одаренность сочеталась в нем с недюжинной политической проницательностью. Будучи человеком аристократических наклонностей, он уже в силу одного этого с самого начала проникся откровенной неприязнью к наделавшим много шума национал-социалистам. Через год после их прихода к власти генерал был отправлен в отставку. Ко мне он явно благоволил и старался без особой нужды не вмешиваться в мои дела.
Первые шаги на пути к безопасности Германии
Вскоре после начала моей службы в отделе управления сухопутными войсками мне удалось настоять на более глубокой разработке одного из важнейших вопросов управления войсками, тем более что почти от всех наработок по данному вопросу после моего вмешательства пришлось отказаться. Речь идет о мобилизационном плане для стотысячного рейхсвера.
Германии было запрещено заниматься какими-либо мобилизационными приготовлениями. Нам пришлось расформировать все организационно-мобилизационные структуры (окружные отделы комплектования, призывные пункты и т. п.). Таким образом, до 1929 года самого понятия «мобилизация» как бы не существовало, хотя в любой армии, в том числе и в профессиональной, в мирное время отсутствует многое из того, что необходимо ей в ходе военных действий. В этом смысле категорический запрет на подготовку к мобилизации был явной нелепостью. Раз уж Германии позволили иметь хоть какую-то армию, то она, естественно, должна была обладать боеспособностью на случай войны. К тому же вряд ли кто допускал мысль о том, что Германия, оказавшись в безнадежном военном положении, вновь по собственной инициативе решится начать войну. Если и можно было вести речь о войне, то только о такой, которая была бы направлена на отражение иностранной агрессии. О том, что для подобного рода опасений имелись определенные основания, будет сказано ниже.
Исходя из этих соображений было принято решение подготовить мобилизационный план для рейхсвера. К тому времени как я приступил к работе в своем отделении, организационный отдел, который тогда возглавлял будущий верховный главнокомандующий вермахта Вильгельм Кейтель, как раз завершил эту работу. Мобилизационный план намечалось ввести в действие в апреле 1930 года, поэтому уже в октябре 1929 года его нужно было отправить для согласования и доработки в штабы военных округов. План предусматривал наряду с доукомплектованием разрешенных Версальским договором 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизий до штатов военного времени формирование еще нескольких дивизий. Насколько я помню, планировалось иметь всего шестнадцать пехотных дивизий, в том числе девять новых, из которых только одна, расквартированная в Восточной Пруссии, должна была иметь полный состав, тогда как остальные восемь оставались кадрированными. Скорее всего, в случае начала военных действий их собирались оснастить оружием и боевой техникой, закупленными где-нибудь за границей. Я довольно-таки скептически относился к этому плану, хотя, конечно, и я считал неизбежным усиление наших сухопутных войск в случае войны для того, чтобы продержаться хотя бы до тех пор, пока Лига Наций не сменит гнев на милость. Однако чего стоило усиление сухопутных войск кадрированными дивизиями, которые из-за отсутствия вооружения, вероятнее всего, не смогут участвовать в боевых действиях, а лишь пополнят список военнопленных, попавших в руки наших врагов?