Первые плоды господства национал-социалистов
События первых лет господства национал-социалистов я наблюдал издалека, находясь на должности командира батальона в Кольберге. Поэтому я ограничусь здесь рассказом о впечатлении, которое эти события производили на нас, людей сугубо военных. Во время поджога рейхстага в конце февраля 1933 года наш батальон находился на стрельбище в Деберице. Один из унтер-офицеров нашего батальона, находившийся в отпуске в Берлине, случайно оказался вблизи рейхстага и первым известил полицию о пожаре. Некоторое время спустя он получил за это вознаграждение от правительства. Однако и ему, человеку, весьма далекому от политики, тогда и в голову не могло прийти, что поджог мог быть устроен самими национал-социалистами для того, чтобы повлиять на результаты предстоявших в ближайшее время выборов в рейхстаг.
В выборах в рейхстаг в марте 1933 года военнослужащие участвовать не имели права, что отвечало многовековой традиции существования армии вне политики. Несмотря на то, что в ходе выборов национал-социалисты так и не получили абсолютного большинства в парламенте, в рейхсвере их итоги были истолкованы в том смысле, что отныне появляется возможность для более настойчивого и целенаправленного решения внутри- и внешнеполитических проблем. Партийный состав рейхстага, довольно значительная численность депутатов от партий, не имеющих никакого отношения к нацистам, и авторитет имперского президента казались нам достаточной гарантией проведения умеренного и взвешенного политического курса, свободного от экстремизма в любых его проявлениях. Устроенная в потсдамской гарнизонной церкви торжественная церемония открытия сессии рейхстага нового созыва стала одной из наиболее удачных пропагандистских акций нового режима, которая призвана была укрепить вышеупомянутые надежды. Она была воспринята как признак стремления новой власти к сближению прусских традиций «служения отечеству» с национальными и социальными идеями НСДАП. Мы, солдаты, и вместе с нами подавляющая часть народа еще не научились отличать пропаганду от стоящих за ней истинных политических целей. Мы явно недооценили масштаб и своеобразную притягательную силу личности Гитлера. В то же время были забыты уроки Великой французской революции и русской революции 1917 года, самый главный из которых состоит в том, что в кризисных ситуациях сплоченное, радикальное меньшинство способно одержать победу над умеренным, нерешительным или находящимся в состоянии раскола большинством. Например, никто не ожидал, что находящиеся в правительстве и парламенте силы, способные уравновесить противостоящих им радикалов, так скоро и почти без сопротивления будут отстранены от участия в политической борьбе. Мы не будем здесь подробно останавливаться на политических мероприятиях правительства в течение первого года его деятельности, поскольку рейхсвер не имел к ним никакого отношения. Стоит упомянуть лишь о двух важных решениях по вопросам внутренней и внешней политики.
Среди внутриполитических решений наибольшего внимания заслуживает принятый рейхстагом 24 марта закон о дополнительных полномочиях имперского канцлера. Каковы бы ни были мотивы, которыми руководствовались буржуазные партии, проголосовавшие за этот закон, с полной уверенностью можно утверждать, что отныне путь к диктатуре для Гитлера был свободен. Между прочим, именно этот закон позволил Гитлеру через некоторое время подчинить себе вооруженные силы рейха.
Важнейшим внешнеполитическим решением нового правительства стал отказ от участия Германии в конференции по разоружению и выход страны из состава Лиги Наций. В течение 14 лет Германия безрезультатно ждала, что другие державы последуют ее примеру и встанут на путь сокращения вооружений. Кроме того, в соответствии с Версальским договором на эти державы были возложены определенные обязательства по отношению к Германии, на выполнении которых последняя неоднократно настаивала в Лиге Наций. После бесконечных переговоров правительству Шлейхера наконец удалось добиться от международного сообщества формального признания равноправия Германии, которое, однако, не соблюдалось на практике. Первые, достаточно умеренные предложения Гитлера по поводу ограниченного перевооружения Германии были грубо отвергнуты и заменены для начала неким «испытательным сроком» для рейха. Мы, солдаты рейхсвера, с одобрением отнеслись к отказу Германии от участия в конференции по разоружению, так как понимали, что теперь у рейха развязаны руки. Вместе с тем многие из нас, и прежде всего те, кому приходилось вплотную заниматься вопросами обеспечения безопасности страны, скептически восприняли решение о выходе Германии из Лиги Наций. Выше уже шла речь о том, какое значение руководство рейхсвера придавало авторитету и влиянию международного сообщества на случай вооруженной агрессии. Опасность последней едва ли уменьшилась после прихода к власти Гитлера. В качестве постоянного члена Совета Лиги Наций Германия имела возможность обращаться к другим его членам за помощью уже при возникновении реальной угрозы ее безопасности. Кроме того, с трибуны Лиги Наций мы могли бы более эффективно отстаивать интересы немецких меньшинств и добиваться пересмотра положений Версальского договора. Можно было предположить, что к более сильной Германии другие державы стали бы прислушиваться чаще, чем прежде. С выходом Германии из Лиги Наций мы оказались лишенными этих возможностей.
В вопросе о необходимости повышения обороноспособности страны ввиду сохраняющейся сложной международной обстановки разногласий между рейхсвером и правительством не было. Мы не могли не заметить, что к вопросам военного строительства новое правительство относится с большим пониманием, чем его предшественники. Менее заметным стало и столь ощутимое раньше неприятие военных и всего, что с ними связано. Вместе с тем необходимо отметить, что глубоко заблуждаются те, кто считают, будто бы вышеупомянутые факторы склонили солдат рейхсвера к безоглядной поддержке Гитлера и его военных планов. Подавляющее большинство из нас хорошо представляли себе, что такое война, поэтому нас нельзя было заподозрить в желании отправиться на другую войну.
Так называемое «тайное перевооружение» рейха находилось в те годы на самой начальной стадии. Оно сводилось к составлению планов и подготовке расчетов для увеличения количества пехотных дивизий сухопутных войск с 7 до 21, только теперь уже не в военное, а в мирное время. Известная фраза «Гитлер — это война» не пользовалась популярностью и поддержкой. К тому же на протяжении целого ряда лет она опровергалась тем неоспоримым фактом, что всех своих поистине невероятных внешнеполитических успехов Гитлер добивался без единого выстрела, во всяком случае до тех пор, пока высокомерие и самоуверенность не побудили его перейти границы государства, которое вполне можно было завоевать без войны.
В нашей тогдашней повседневной жизни время от времени происходили события, которые настраивали нас на мрачный лад и психологически воздействовали порой сильнее, чем иные политические процессы. Впрочем, сначала мы воспринимали их как досадные единичные случаи, к которым власть не имеет прямого отношения. Некоторые из них были связаны с деятельностью нацистской партии, авторитет и влияние которой после прихода к власти значительно выросли. Отдельные ее громкие акции порой вызывали недоумение и раздражение. Свидетелями двух грандиозных митингов, организованных НСДАП, стали и мы, обитатели маленького Кольберга. На одном из них выступил Бальдур фон Ширах, который объявил о сосредоточении всей молодежи под его руководством. Высокомерие, с которым он отозвался о деятельности существовавших в то время молодежных союзов во главе с почтенным адмиралом фон Тротта, не понравилось многим молодым солдатам, являвшимся их членами. По приказу из Берлина на этом митинге должна была присутствовать рота почетного караула — новшество, кажущееся более чем сомнительным. Ведь рейхсвер являлся орудием государства, а не партийной гвардией. Роты почетного караула обычно выстраивались для встречи глав иностранных государств. Мы расценили указание Бломберга как попытку заигрывания с нацистской партией и попробовали уменьшить связанный с этим негативный эффект тем, что командир роты обратился с докладом не к Герингу, а к своему командиру полка, который и совершил затем обход роты почетного караула, предоставив Герингу лишь роль сопровождающего.