Кстати, сплотиться нам помог все тот же правый фланг. На чемпионате мира 1963 года, который стал первым для меня и вторым для Маслова, тренер сборной Иван Иванович Балдин определил нас именно туда: Валерия нападающим, а меня правым бортовым полузащитником. Мне эта позиция была непривычна, и помощь партнера не раз выручала.
Именно с правого края Маслов умел забивать какие-то удивительные голы. Объехав защитников, ухитрялся точно пробить практически с нулевого угла. Однажды в Архангельске, когда мешал к тому же сильный встречный ветер, он забил настолько немыслимый мяч, что рты от изумления раскрыли не только хоккеисты “Водника”, но и все динамовцы. Но это, в конце концов, частность. Определяющим качеством Маслова- хоккеиста было, повторю, умение регулировать темп игры команды, придавать ей динамику.
Важен, несомненно, и истинно спортивный характер Валерия. Игре он всегда отдавался без остатка. На разминке перед ответственным матчем с финнами на чемпионате мира 1967 года кто-то из наших защитников случайно, сломал Маслову нос. Его отвели в медпункт, где наложили специальную повязку, с которой Валерий не только отыграл матч целиком, но был одним из сильнейших.
Василий Дмитриевич Трофимов, высоко ценивший мастерство Валерия, нередко, когда Маслов уже закончил футбольную карьеру, на первой после отпуска тренировке хоккеистов горестно вздыхал: “Кончился Маслов. Что он сможет сделать с таким лишним весом?” Но наступала пора занятий на льду, и Валерий вновь оказывался лучшим в команде...»
Георгий Канарейкин, заслуженный мастер спорта, шестикратный чемпион мира по хоккею с мячом: «С Валерием Масловым меня многое в жизни связывает. Вскоре после моего прихода в команду мы стали друзьями, и храним дружбу все эти годы. Если придерживаться хронологии, то нужно начать с того, что я сменил Валерия в качестве правого крайнего “Динамо”. В сезоне 1969 года Маслов практически не играл, поэтому его место досталось мне. На первый матч следующего Василий Дмитриевич меня не поставил. Прекрасно помню его слова: “Будешь в запасе, Георгий, но обижаться не следует. Хочу проверить, кто выглядит лучше — Маслов или Осинцев”. Вышло, что Маслов, поскольку после перерыва Трофимов выпустил меня вместо Осинцева. С того момента Валерий перешел в центр атаки, а я закрепился на правом краю.
Маслов для меня был вторым — после Трофимова — учителем. От него я узнал многие нюансы игры крайнего нападающего. Разъяснял их Валерий ненавязчиво — за картами на базе или на прогулках, когда в сибирских городах, купив по кулечку кедровых орешков, мы неспешно бродили по улицам. “Главное, выбери верное направление движения, а дальше следи за тем, чтобы крюк клюшки был на льду. Мяч в нужный момент ты от меня всегда получишь”, — наставлял “профессор”, как мы между собой Валерия называли. И надо сказать, что с его легкой руки многое у меня стало неплохо получаться.
Он обладал великолепной техникой. Так владеть клюшкой, как Маслов, из тех, кого мне довелось видеть, мог еще только Михаил Семенович Осинцев. Валерий делал такие “задвижки” — в нашей терминологии это прием обводки, выполняемый за счет виртуозной работы клюшкой, которая обеспечивается подвижностью кисти и быстротой исполнения, — что соперники и глазом не успевали моргнуть.
Валерию частенько доставалось от защитников. Иногда цепляли клюшкой так, что лицо в кровь разбивали. Я в таких случаях всегда горячился, мог в драку кинуться, а Валера никогда даже не отмахивался. Счеты с обидчиком он сводил иначе. Начинал крутить его до тех пор, пока тот не оказывался на льду на четырех точках, а то и на пятой — на посмешище публике.
Запомнились мне и “установки” Маслова перед наиболее важными матчами на чемпионатах мира. Сначала, естественно, держал слово Василий Дмитриевич. Объяснял тактические задания, подчеркивал, чем опасен соперник. Когда Трофимов уходил из раздевалки, наступал черед Маслова. Валера умел ребят вдохновить. Подбирай нужные интонации, мог и крепкое словцо вставить, но всегда по делу.
Когда выдавался свободный день, мы любили вместе сходить в баню. Чаще выбирали Оружейные. Парились, потом, конечно, “брали на грудь” и отправлялись обедать в “Советскую” или “Узбекистан”. Случалось, что хватало и бани. Если утром я просыпался в “футляре” — не было сил снять костюм, а в карманах пиджака находил носки, это могло означать только одно — накануне были с Палычем в бане».