Председательствующий продиктовал формулировку решения секретарше и, отложив в сторону папку с бумагами о Судакове, напутственно сказал:
– Вы свободны, товарищ Судаков. Но сделайте для себя вывод построже нашего снисходительного решения. По поводу дальнейшей вашей работы мы ничего не решаем. Окружком даст направление…
После незначительной паузы председатель объявил:
– Следующее дело о бывшем нарсудье, правом уклонисте Жукове и его связях с кулацкими элементами. Позовите Жукова. Докладывайте, товарищ Цекур…
Судаков на несколько минут задержался. Касперт, присутствовавший на партколлегии, подозвал его к себе, чтобы сказать несколько утешительных слов насчет предстоящей работы по организации и укреплению колхозов, о чем Касперт предварительно уже договорился в окружкоме. Между тем Цекур докладывал зачитывая фактические данные о неправильных действиях Жукова, о его судебных решениях, вынесенных в защиту кулачества. Жуков стоял, понурив голову, и не ждал себе пощады. На вопросы отвечал коротко, не виляя, не уклоняясь от ответственности.
Председательствующий к сообщению Цекура еще добавил:
– У Жукова не все чисто за кормой и в части его быта. Будучи человеком женатым, имеющим детей, он влюбился в дочь кулака, лишенного избирательных прав, и посвятил ей такие глупейшие стихи:
– Я полагаю, что решение местной парторганизации об исключении Жукова из партии надо утвердить. Возражений нет? Нет. Гражданин Жуков, сдайте ваш партбилет. И серьезно подумайте о путях к счастью, не рассчитывая на подсказ со стороны кулацкой публики…
Работа партийной коллегии продолжалась. Время было горячее, наступательное. В обширной приёмной партколлегии сидели молчаливые, с сумрачными лицами вызванные проштрафившиеся и не менее переживающие секретари первичных организаций.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НАСТРОЕНИЕ в тот день у Судакова было преотличное. Окружком партии командировал его в Вожегодский район, как сказано было в удостоверении – «по вопросам организационного укрепления колхозов». Срок не был указан, но было оговорено: «Впредь до вызова». Он шёл до первого продмагазина, чтобы запастись продуктами, шёл, тихонько насвистывая какой-то мотивчик и соображая, как надо в своих расходах уложиться в суточные. Навстречу из-за угла, будто вынырнул, Касперт. Тот ехал в старинном купеческом экипаже. Вороным рысаком управлял кучер Никита, бывший георгиевский кавалер всех четырёх степеней и герой гражданской войны, особенно отличившийся при подавлении эсеровского мятежа в Ярославле. А теперь он был кучер и в своем роде «телохранитель» начальника. Обнаженный наган на кожаном шнуре грубо и внушительно торчал у него из-за ремня.
– Никита, стой! – крикнул Касперт.
– Тпр-ру! – И рысак, как вкопанный, остановился.
– Здравия желаю, товарищ начальник! – приветствовал Касперта Судаков.
– Привет. Вот что, Судаков, районирование и обострение классовой борьбы в деревне потребовали значительного расширения нашего аппарата. Мы набираем штат сотрудников. Хотите обратно к нам? Я мог бы о вас в партийном порядке поставить вопрос, но спрашиваю вашего желания…
– Нет, нет, товарищ Касперт, – наотрез отказался Судаков. – Не могу. Простите. От вас на учебу не выберешься. Вот у меня длительная командировка в район. Съезжу, снова пошлют. Я лучше поработаю по организации колхозов…
– Ну, что ж, неволить не буду. По колхозам? Хорошо. Только не будьте толстовцем, либералом-непротивленцем. Учтите – времечко горячее! Никита, правь к окружному!..
Экипаж, потрескивая рессорами, покатил мостовой.
В тот же день Судаков уезжал на станцию Вожегу. Ехать всего четыре часа. Некогда ни спать, ни знакомства заводить. Смотрел в окно, а за окном вагона не ахти что: то болотные сосенки, то заросшие кустарником подкошенные луга, то березняк вперемежку с осинами. Поезд проскочил через Сухонский мост. Две фабрики остались позади, и опять леса и перелески, да полустанки – разъезды со штабелями заготовленных бревен.
В Вожеге вечером он зашёл к секретарю райкома. Рыжий нервный секретарь стоял у стены, где висел первобытный телефон, и кричал в трубку:
– Грязовец! Грязовец! Принимай вызов соревноваться! Алло! Сколько у вас процентов? Что? Тридцать пять? Мы перекрыли. У нас на сегодняшний день пятьдесят и два процента. Приближаемся к сплошной коллективизации. Наше Тигино гремит. Читайте газеты!.. – Секретарь повесил трубку. Попыхтел, погладил всклокоченные, прилипшие к веснушчатому лбу волосы и обратился к Судакову:
– Ко мне? Командировочный? Ваш документ?.. Так, так. Ну, что ж, посланы к нам? Сумеем вас использовать на все сто. Надо бы вас не к нам, а в Грязовецкий район посылать – у нас более или менее благополучно. Мы не дремлем: вчера в Тавренге тринадцать кулаков и одного попа арестовали за попытку сорвать коллективизацию. В окружкоме не знают, что ли, слабых звеньев? Слышали? Там, в Грязовце, пока тридцать пять процентов…
– Догонят и обгонят, – спокойно и резонно заметил Судаков, уязвляя тем самым самолюбие секретаря.
– Что вы понимаете? Не делайте голословных заключений, – сказал секретарь строго, но быстро обмяк и спросил вежливо и примирительно. – За счёт чего? Почему так думаете?..
– Скажите, как у вас в Вожегодском районе – люди переселяются, или вернее, бегут на новые места? – спросил Судаков.
– Крайне незначительное число.
– Ну вот. А грязовецкие испокон веков связаны с отхожими заработками. В Москве, в Ленинграде… Кто официантами, кто полотерами, кто гардеробщиками, банщиками, массажистами, торгашами-разносчиками… Да все грязовецкие! Вот вы не спросили по телефону Грязовец, сколько у них, как началась коллективизация, утекло людей на новые места? Ну, хотя бы в Ленинград?
– Ого! Вы мне, товарищ, загадали загадочку. Выходит, у них ещё и тридцати пяти процентов нет. Верно, так и велось: семья в деревне, а глава семьи и сыновья взрослые в Питере, на легких заработках. Учтем это, учтем… Значит, могут нас обогнать за счет утечки крестьян в город? По-нятно!..
– Что мне делать прикажете? – спросил Судаков.
– Что прикажу? Что прикажу? – Секретарь побарабанил по столу костлявыми пальцами, подумал немного для солидности и распорядился: – Зарегистрируйтесь у делопроизводителя. И марш в Тигино… Там у нас образцовый куст колхозов. Целый комбинат! Задача такова: опираясь на бедняцкую часть колхозников, выявляйте все недостатки, нарушения, злоупотребления и устраняйте их. Злостных к ногтю!.. Звоните, докладывайте. Не забывайте: правый уклон – главная опасность. Лучше перегнуть влево – ошибки не будет. Оружие есть?
– Нет, зачем оно?
– Как зачем? На всякий случай. Возьмите у начальника раймилиции под расписку наган и десяток патронов. Оружие теперь не помеха. А вдруг да…
– Я думаю, обойдется без «вдруг».
– Нельзя так думать. Ну, в час добрый! – Секретарь протянул руку. – Желаю успеха…
До Тигина от станции двадцать верст. Переночевав в Доме крестьянина, Судаков хотел было нанять подводу и ехать на телеге. Но добрые люди предупредили:
– На телеге в Тигино? Костей не соберешь. Верхом тропками – ещё туда-сюда, но самое лучшее – пешком.
Пошёл Иван Корнеевич пешком. Нашелся попутчик – районный агроном. С полевой сумкой, рюкзаком за спиной он казался человеком бывалым. Не первый год ходит-бродит по захолустьям, знает все ходы-выходы. С таким полезно Судакову познакомиться – всё расскажет.