Спустился на первый этаж. Прихлёбывая сок, прошёлся по саду. Оттуда был виден вестибюль. Там сидели менты. Терять было нечего, и я пошёл на выход. Отхлёбывая сок, поплыл к выходу, не глядя на мужчин в мышиных пиджаках. Но они окликнули меня, и я был вынужден прервать своё гордое шествие. Тут из недр вестибюля выполз мужчина в белой рубахе и в красном галстуке. Я не мог вспомнить, откуда я его знаю. Я не знал, что началась новая жизнь.
«О, привет!» – сказал я ему. «Я тебе дам “привет”!» – ответил он и подтолкнул меня к ментам.
– Значит, так, – сказал полуглавный мент. – В каких номерах был?
– Ни в каких.
– Что делал в гостинице?
– Гулял по саду.
– Значит, так. Если сейчас честно скажешь, как зовут и адрес, мы тебя отпустим.
Я сказал честно. Они сделали запрос и получили, видимо, удовлетворивший их ответ. Неглавный мент сказал мне: «Иди на улицу. Там тебя встретят». Я вышел. На улице стояла тихая академгородковская ночь. Воздух был свеж. Главный мент подошёл ко мне и, намёками извинившись, стал меня обыскивать. Найдя в левом кармане рубахи абонементы на транспорт, а в правом – талоны на чай (ты, конечно, понимаешь, почему они лежали именно там!), он, засмеявшись, обыск прекратил и сказал мне, что один мой товарищ вёл себя хорошо, а второй – не очень и они его задержали. По приметам я понял, что задержанный – мой братец. «Значит, водка цела», – подумал я, спросил у мента, где город, и пошёл, попивая сок.
Кстати, из невнятных переговоров блюстителей порядка я понял, что они и меня упекли бы в вытрезвитель, если бы у них была машина. Я изрядно побыл в гостинице, вышел около двух пополуночи, и они, наверно, уже перешли на тихое ночное дежурство после вечерних тусовок и треволнений, меня уж никак не ждали, и все машины отпустили. Так восторжествовала свобода.
Я шёл. Постепенно я стал узнавать пейзаж. Я вышел к общагам. Обходя это логово молодых учёных по периметру, я, зная, что денег у меня нет, что идти пешком в город – безумие, а до автобусов ещё часа четыре, автоматически подмечал окна, в которых горел свет, из которых доносился шум явно алкогольных застолий (всё-таки конференция, бляха-муха, кончилась!): седьмой этаж, пятый, третий… Я вошёл в общагу, забрался на третий этаж, в полной темноте пошёл на шум, запнувшись о стиральную (по звуку) машину, нащупал дверь и постучал.
Открыл мне человек, с которым я из-за пустяка, но крепко поссорился два года назад. С которым в Горьком я жил в соседних номерах гостиницы и не здоровался – на фестивале нетрадиционной пантомимы в апреле сего года. Открыл мне руководитель студии пантомимы А-городковского Дома учёных Игорь Плехов. Он помялся в дверях и сказал на моё приветствие: «Ну, проходи…»
Я вошёл и встретил тёплую компанию, пирующую в полутьме. Среди них был мой старый товарищ, физик-топопривязчик Андрей Поздняков. Я обрадовался ему, как родному (а так оно и было после встреч с инородцами и ментами), допил сок и выбросил коробку в окно. Все притихли. Оказалось, что там больше иностранцев, чем наших, и они удивились моему широкому, западносибирскому жесту.
Меня им представили как писателя и шутника. Они заулыбались. Веселье продолжилось, теперь уже с моим участием.
Я оживился, стал накатывать водку и рассказывать дикие истории на английском. Поздняков, почувствовав за меня ответственность, сначала переводил те места, что я не мог сформулировать (он окончил курсы английского и имеет большой словарный запас и знание грамматики, но чудовищное произношение, – я же помню мало слов, средне силён в грамматике, зато произношение у меня дай бог каждому, чему, наверное, иностранцы сильно удивлялись, а может, и нет – я не обращал на них внимания), а потом, поняв, что мои истории бесконечны, дал мне несколько шведских и финских монет, чтоб я замолчал. На что я, монеты взяв, ответствовал ему: «Чтобы заставить меня замолчать, тебе придётся открыть на моё имя счёт с солидным вкладом». Хамил, словом, даже товарищу… И он отступился от меня. Опять я получил вожделённую свободу, в который уж раз за эту долгую лазерную ночь.
Там были швед, финн, два француза и француженка. И были ещё два брата-акробата – Дима и Женя, которых ты, думаю, знаешь, после ухода которых выяснилось, что пропала половина фирменных сувениров (мыло, кофе, сигареты, презервативы) – наверное, положили их плохо… Просидели всю ночь.
Утром Плехов уехал сдавать экзамен на Шарики, во вновь открытое отделение Кемеровского института культуры. А мы поспали чуток. Причём – хохма: я с Военковой – на диване (порознь, конечно), а Ленка Плехова – свернувшись в детской кроватке, иначе не получалось.