Взять ключи… Припарковать машину… Потрогать все предметы, которые она оставила.
И — чик-чик! — отрезать.
Через час он сидел дома, глядя в собственную банковскую книжку и изучая лицевой счет. Три тысячи двести сорок пять долларов, с ликованием прочитал он. Привет!
Глава двадцать четвертая
— Я не шучу, Джонни… Не в этом доме… Внизу спят твои родители…
Поленья в камине спальни для гостей горели ярким пламенем, как и Джон, а вот Ана чувствовала себя застывшей, словно сосулька, которая свешивалась с крыши за окном.
Сенатор Джон Фаррелл, на смуглое, ладное тело которого был наброшен лишь пестрый парчовый халат, озадаченно посмотрел на нее.
— Ты, должно быть, шутишь…
— Я не шучу, — лежа в кровати с пологом, она вобрала голову в плечи и со вздохом натянула на себя розовое покрывало. Джон смотрел на нее, словно его облили ушатом холодной воды. Но она ничего не могла поделать с собой. Его родители источали такие флюиды, что сама Мадонна может стать фригидной.
Но Джон, видимо, об этом забыл.
— Ана, не будь смешной. Нас разделяют пять комнат.
«Это, действительно, смешно, — думала Ана. Она попробовала вспомнить разумный совет, вычитанный в книге. — Отдай приказ расслабиться… Сосредоточься на наслаждении… Сосредоточься на ощущении… отдайся ощущению».
Но это не срабатывало.
«Доктор Северанс, вы шарлатан!»
Она была напряжена, словно барабан, и напрочь лишена желания.
Может быть, на нее таким образом действовал этот дом.
Старинная роскошная мебель из красного дерева, богатая кожаная обивка. Дорогие восточные ковры, бесценные картины в позолоченных рамах, элегантные гобелены и живые цветы в горшках из позолоченного серебра — это то, что принадлежало их семье на протяжении нескольких поколений.
Все казалось темным, тяжелым, пришедшим из прошлого. Ана чувствовала себя чем-то вроде посетителя музея Смитсона, а не частью теплого и уютного дома. Мать Джона сказала:
— Мы рады принять вас, дорогая. Устраивайтесь поудобнее.
Однако в ее глазах читалось: «Ты не вписываешься здесь. Ты никогда сюда не впишешься».
Джон соскочил с кровати, полы его халата разошлись. Ана заметила, что эрекция у него еще не пропала. Ее грызло чувство вины. Слабый внутренний голос убеждал ее, что секс приносит радость.
Это было просто и естественно. Об этом пишут все книги, это показывается в кинофильмах. Об этом говорит доктор Северанс. Любящий Джон может принести эту радость.
Но Ана чувствовала себя опустошенной, холодной и несчастной. И его недоумевающий взгляд не помогал. На глаза ее набежали слезы.
— Мне кажется, что они узнают, — шепотом сказала она.
— Ана, я в своей комнате… И они, должно быть, уже несколько часов храпят у себя, — он сел рядом с ней, взял ее руку и стал гладить. — Ты такая напряженная все эти дни… Что тебя беспокоит? Я хочу знать правду.
— Твои родители не любят меня, — последовал незамедлительный ответ.
— Они не любят никого, кто родился западнее Гудзона, — засмеялся Джон. — Дело не в личностях, Ана, поверь мне.
Ее ладонь тихонько вздрагивала, когда пальцы Джона скользили по ней.
— Я ненавижу эти рауты, — призналась Ана. Она закусила губу и открыто встретила его взгляд. — Все аристократы смотрят на меня так, словно ждут, когда я налью кетчуп в свой коктейль или опрокину суп.
Джон покачал головой и придвинулся к ней поближе.
— Ты кинозвезда, любовь моя. Они будут у твоих ног. Ты можешь намазать икрой мороженое, а они подумают, что это новомодное блюдо в Калифорнии. — Он поцеловал ее в ухо и шепнул: — Откуда у тебя эта тревога? Я никогда не думал, что тебя так беспокоит, что о тебе подумают другие.
— Но это те люди, от которых зависит поддержка твоей кандидатуры. И мне не хотелось бы как-то осложнять твое положение.
— Ты бы не смогла, если бы даже хотела, — он прижался к ней. — Брось думать о моих родителях, раутах, выборах… Даже о свадьбе… Думай только о тебе и обо мне… За окном кружится снег, в камине пылает огонь, и с тобой рядом возбужденный тобой парень, который считал тебя самой пикантной, самой желанной, самой славной миссис Фаррелл, когда-либо существовавшей в этом роду.
Он поцеловал ее теплыми, жаждущими губами. Его пальцы сдвинули бретельки с плеч, ром последовал за пальцами…
Ана откинулась на атласные подушки, пытаясь расслабиться душой и телом. Джон ласкал, целовал и покусывал ее. Поначалу его движения были медленными, затем все быстрее. Он хотел подвести ее к тому уровню возбуждения, которое испытывал сам. Однако уровни не сближались.