Вилла, на которой они жили вдвоем, была настоящей сказкой. Роскошь не поддавалась описанию. Рядом находился купальный бассейн, в который низвергался водопад, благоухали цветники. От посторонних глаз двор был защищен высокой стеной. Под ветерком покачивались и шевелились пальмы. Неподалеку находилась специальная яма для персонального праздничного костра. Они могли заниматься любовью под звездами, и обитатели соседней виллы не будут знать об этом.
Внутри было пять огромных совершенно удивительных комнат, обставленных мебелью, обитой японскими тканями пастельных тонов, устланных толстыми коврами, украшенных произведениями искусства аборигенов, корзинами с живыми цветами и живописными фруктами. Огромные во всю стену окна открывали вид на океан и казались ожившими почтовыми открытками.
Брайен не мог даже вообразить, что есть люди, которые живут в таких условиях.
Свет включался автоматически, когда он или Тери входили в комнату. Телефоны были оборудованы автоответчиком. В гостиной и спальне стояли широкоэкранные телевизоры.
Но Брайен не был намерен тратить время на телевизор.
— Тери, я могу что-нибудь сделать для тебя? — прошептал он в темноте, коснувшись ее плеча.
— Новый желудок, новую голову и десять часов сна в придачу, — простонала она. — О, Боже, завтра утром я не перенесу езду в джипе по горам к месту съемок.
Даже мысль об этом заставляла Тери содрогаться. Она никогда не чувствовала себя до такой степени разбитой и несчастной. Утренняя слабость не шла ни в какое сравнение с ее теперешним состоянием.
Она думала об Эндрю и Адаме. В этот момент они в Диснейленде. Эта поездка была рождественским подарком Эндрю мальчику.
«Я могла бы сейчас пожимать руки Микки Маусу на твердой земле вместо того, чтобы всю ночь блевать на яхте», — подумала она, зажмурившись.
Ей было жалко Брайена. Он действительно старался изо всех сил. Однако стоило ей подумать о том, кто будет воспитывать вместе с ней ребенка, и перед ней возникало лицо Эндрю. Она вспомнила, как он обнимал Адама, съезжая на санках с горы в последний день их пребывания в Аликвиппе. Ей не забыть их смех и восторг на лицах, чувства все возрастающей близости между всеми троими.
Тери спрятала лицо в подушку. Она должна принять решение. Она была несправедлива к Брайену. Она была несправедлива к Эндрю.
И это убивало ее.
— Застрели меня, Брайен. Избавь меня от этого мерзкого состояния.
Он поцеловал ее в бровь.
— Ш-ш-ш, завтра утром тебе станет лучше.
Так он думал.
А ей хотелось умереть.
— Не надо отчаиваться, — успокаивал Нико. — Пойди ляг на кровать.
Ева шагала, словно лев в клетке, по толстому ковру. На минуту остановившись, она посмотрела через стеклянную дверь на обсаженную пальмами дорожку, ведущую к бассейну.
— Он был в моей спальне, Нико! Он разбил мою статуэтку и смял твое фото… Ты слышал Максин — она назвала это эскалацией… Он сумасшедший! Если бы я была там, он убил бы меня!
— Но тебя там не было. Bambina, ты здесь со мной в этом раю, и тебя день и ночь охраняют добрые ангелы — три телохранителя. А этот лунатик сейчас за тысячи миль в Нью-Йорке. Он не может тронуть тебя здесь… Но ведь есть и хорошие вести. — Нико взбил позади себя подушку и откинулся назад. — На этот раз они обнаружили четкие отпечатки его пальцев. Он уже допустил несколько ошибок. И кто-то, я не знаю кто именно, может, сосед, — но кто-то обязательно заметит что-то необычное. И они задержат этого бандита еще до нашего возвращения. Половина нью-йоркской полиции сейчас этим занята.
— Я надеюсь, что Максин убедила прессу не шуметь по этому поводу, — с досадой сказала Ева. Она подошла к холодильнику и налила себе в стакан мангового сока. — Меньше всего нам нужна сейчас шумиха в газетах. — Она со стуком поставила стакан на холодильник. Аквамариновые глаза ее застилали слезы.
— Нико, я боюсь, боюсь до умопомрачения!
Он отбросил покрывало и подошел к ней.
— Bambina, я никому не дам тебя в обиду.
Ева зарылась лицом в его пахнущий одеколоном шелковый халат.
— Обещай мне, — прошептала Ева, и, хотя он произнес ей слова обещания, она понимала, что это ей не поможет.
Только поимка Билли Шиэрза избавит ее от страха.
— Надеюсь, он не знает о младенце, — пробормотала она, уткнувшись лицом в плечо Нико. Она содрогнулась. — Это меня больше всего пугает.
— Меня пугает то, что эти твои страхи отразятся на ребенке. И на тебе. Постарайся, Ева, во время пребывания на Мауи забыть про эти кошмары… Мы можем оставаться здесь столько, сколько тебе захочется. Мы можем не возвращаться в Нью-Йорк, пока его не поймают.