Еве и Тери не нужно было повторять команду дважды. Дрожа от озноба, они накинули на себя халаты и бросились спасаться от безжалостного ветра.
— Может, вы обойдетесь кадрами на воде, которые были сделаны ранее, Моника? Неужели из сотни нельзя выбрать что-нибудь? — проворчал Антонио. — А сейчас я сделаю будуарные снимки… Думаю, через часок мы наконец с этим разделаемся.
Моника посмотрела на свинцовые облака, плывущие с запада. Вот-вот должен был начаться проливной дождь.
— Ну, что ж, на меня писал всякий, — пробормотала она, засовывая блокнот с программой съемок в сумку. — Почему бы и матери-природе не сделать того же?
«Что лучше — нырнуть сейчас в ванну или вздремнуть? — колебалась Ева. — Чего мне хочется больше?»
Тропическое солнце и беременность лишили ее сил. Перерыв в съемках был очень кстати. Однако, взглянув на зловещие свинцовые облака вдали, она встревожилась: облака клубились как раз над тем местом, где в этот момент находился Нико.
— Спасибо, Том, — сказала она телохранителю, когда тот опустил зонтик и пошел впереди нее.
— На вилле все в порядке, мисс Хэмел. Я припаркуюсь у ворот. Если вы не пожелаете, чтобы я остался здесь до прихода мистера Чезароне.
— Идите. Я вызову вас сиреной, если понадобится.
Ева заперла переднюю дверь. В этот момент ее больше беспокоил Нико, чем Билли Шиэрз.
«Может, у него хватит здравого смысла уйти от дождя, — у нее сжалось сердце, когда она представила себе, как он едет сейчас по этим скользким, незнакомым дорогам в такую кошмарную погоду. — Подумай о нашем ребенке, — обратилась она к нему в мыслях. — Нельзя же всегда быть таким бесшабашным».
Ева бросила соломенную сумку на кофейный столик и сняла с себя мокрый купальный костюм. Сладко зевнув, она двинулась к разобранной кровати. Когда она взяла халат Нико, который горничная аккуратно положила на цветастую простыню, что-то выпало из кармана.
Она посмотрела на лежащую на полу вещь. Сережка из лучистого колчедана с ониксом и рубинами.
Тревожное предчувствие охватило Еву. Она нагнулась и подняла серьгу.
Сережку, принадлежащую Марго, она узнала бы из всех. Ева сама подарила эти серьги сестре, когда та окончила медицинский колледж. Они были на ней в тот вечер, когда Ева и Нико встречались с Марго в ресторане в Нью-Йорке.
Ева вертела сережку в руках.
Как она попала в карман халата Нико?
Она опустилась на кровать, сжав серьгу в дрожащей руке.
Нет.
Она снова посмотрела на сережку.
Нет!
Сережка жгла ей ладонь. Она бросила ее на пол, как если бы это был раскаленный уголь, и продолжала молча смотреть на нее.
Ева закрыла лицо руками. Он не должен был… Он не мог…
Но тогда как?!
«Ведь должно же быть этому объяснение», — подумала она, пытаясь успокоиться.
И оно было. И только единственное.
«Bambina, я больше никогда не сделаю чего-нибудь такого, что причинит тебе боль».
Слезы брызнули из ее глаз. Следы горечи, отчаяния и гнева.
«Ты прав, Нико. Прав…»
— Bambino что с тобой? Ты выглядишь так, словно… Что-то случилось?
С черных волос Нико и его щек стекали капли дождя. Ева молча открыла ему дверь и отступила на шаг.
За дверью пророкотал гром. Бело-голубым зигзагом молния перерезала небо.
— Что с тобой, Ева! Ты пугаешь меня! — Его лицо побледнело. — Это связано с Билли Шиэрзом?
Она дернулась, когда Нико взял ее за плечи, и оттолкнула его руки.
— Не прикасайся ко мне!
Нико опустил руки.
— Ева, объясни мне, в чем дело?
— Дело во лжи, Нико. И в предательстве.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду…
— Ты прекрасно все понимаешь. Я хочу сказать всего две вещи, а затем не желаю больше видеть тебя. Никогда.
Нико оцепенел.
— Bambina…
— Не смей меня так называть! Ты и ее так называл?!
— Кого? — хрипло спросил он.
Одарив его убийственно ледяным взглядом, достойным богини мести Немезиды, Ева бросила ему вещь, которую до этого держала в руке.
— Держи! И больше не теряй трофеи из коллекции своих побед. — Еве очень хотелось плюнуть ему в лицо.
Нико недоуменно смотрел на сережку, лежавшую на его широкой ладони.
— Ева, это зашло слишком далеко… Ты пугаешь меня. Это Билли Шиэрз сделал тебя такой нервной? Все это ерунда… Я хочу, чтобы ты успокоилась… Подумай о ребенке.
— Не говори о моем ребенке! — Она шагнула к Нико и, размахнувшись изо всей силы залепила ему пощечину.