Когда она попыталась ударить его второй раз, Нико схватил ее за запястье.
— Отпусти меня! — закричала Ева. — Не ты ли говорил мне, что совершенство достигается практикой? Так дай мне попрактиковаться.
— Ты с ума сошла!
— Ты практиковался с ней, Нико? Ты готовился к нашей свадебной ночи с ней — с Марго?
У Нико прервалось дыхание. Он отпустил руку Евы и отступил на шаг. Его лицо вначале вспыхнуло, затем побледнело. Он снова уставился на сережку, которую все еще держал на ладони.
— Ева, выслушай меня, — медленно начал он.
— Две вещи, Нико, Ciao[15]. Навсегда!
Кровь отхлынула от ее лица, когда Ева сняла с пальца обручальное кольцо и швырнула его к ногам Нико. За этим последовал амулет.
Она резко повернулась на пятках и направилась в спальню.
— Твой чемодан в вестибюле у коридорного. Ты можешь сам дать ему на чай.
До нее донесся дрожащий голос Нико.
— Ева, я не могу позволить тебе так поступить! По крайней мере, дай мне возможность объяснить! Она ничего для меня не значит, ты же для меня — все! Я искуплю свою вину, клянусь! Я порвал с ней ради тебя и ребенка… Я знаю, это была ошибка, я ей сказал…
— Убирайся отсюда! — Она зарыдала от ярости и бессилия перед предательством. — Разве ты не понимаешь, Нико? Я теперь не смогу верить тебе! — Слезы градом катились по ее щекам — слезы горечи и отчаяния. — Ева, я знаю, что ты очень расстроена. Ты имеешь право ненавидеть меня! Но, пожалуйста… Боже мой, пожалуйста, Ева, не делай этого! Я не хочу расставаться с тобой! Я люблю тебя!
Ева бросила на него взгляд, полный ненависти. Она не удостоила его больше ни одним словом. Он их не заслуживал.
Она окончательно закрыла свое сердце для него. Она вошла в спальню, хлопнула дверью и заперлась изнутри.
Нико бегал возле двери спальни, гневался, ругался и упрашивал Еву еще по крайней мере в течение часа, однако она не отвечала. Затем в дверь виллы постучал Том Свенсон.
— Мисс Хэмел просила меня проводить вас в вестибюль. Сюда, пожалуйста, мистер Чезароне.
Даже если телохранитель испытывал какую-то симпатию к Нико, он ее не выказал. Вместо обычной доброжелательной улыбки Нико увидел плотно сжатые губы и упрямо поднятый подбородок. Он сейчас ничем не напоминал покладистого партнера по игре в теннис. Сейчас он был при исполнении служебных обязанностей.
Нико метнул на него свирепый взгляд. В отчаянии и слепой ярости он повернулся и выкрикнул в дверь спальни:
— Прекрасно! Я уезжаю в Нью-Йорк! Когда ты образумишься, позвони мне.
Ева впала в какое-то оцепенение. У нее все болело, словно ее избили. Боль была такой, что не хватало сил даже плакать. Она бродила по комнатам опустевшей виллы, внешне такой роскошной, но не способной дать душевный комфорт.
Впрочем, покоя она не обретет нигде. В голове у нее шумело, словно тысячи волн бились о берег.
Ева не стала принимать снотворного. Не следовало рисковать: это может повредить ребенку, что бы там ни говорили.
Ребенок.
«Теперь нас будет только двое, — прошептала она, ощупывая рукой слегка округлившийся живот. — Но это ничего. Я позабочусь о нас обоих».
Внезапно Ева вспомнила, что еще не приняла положенную ежедневную дозу поливитаминов.
Автоматически передвигаясь, она взяла соломенную сумку, лежащую на кофейном столике, и стала шарить в ней в поисках темного пластикового флакона с пилюлями.
Ее пальцы напряглись, когда она нащупала лоскуток материи. Она медленно вытащила его. Время для нее перестало существовать. Ева не могла сказать, прошло ли несколько секунд или же целые часы, пока она смотрела на пропитанный кровью клочок атласа, отрезанного от свадебного платья, в котором она позировала на съемках сегодня утром.
Она в ужасе закричала. Когда эхо от ее голоса смолкло, она увидела зеленый конверт, торчащий из кармана сумки. Кровью на нем было нацарапано лишь одно слово:
СКОРО.
Глава двадцать седьмая
Стоя перед зеркалом в номере мотеля в Западном Голливуде, она с пристрастием всматривалась в свое отражение.
Неплохо.
Глядя на броские полосатые чулки, довольно вульгарную блузку и яркий оранжевый джемпер, Ана одобрительно кивнула. Цепочка спускалась по ложбинке между грудей. Браслеты на запястьях зазвенели, когда она стала натягивать парик со взбитыми белокурыми волосами. Затем без колебаний она продела огромные броские серьги в мочки ушей и нацепила очки с голубоватыми стеклами. И, наконец, облачилась в пыльные черные ботинки для мотоцикла.