Выбрать главу

Джон поймал ее взгляд и улыбнулся.

— Мне снова снять это?

Она бросила ему полотенце.

— Не искушай меня. Если бы у меня был выбор — остаться здесь или ехать для препирательств с Арни, ты бы так и не попал на авеню Конституции.

Джон внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ана, стой на том, чтобы он отказался от своей идеи. Ты самая яркая кинозвезда в Голливуде и имеешь право сама делать выбор.

— Да-да, я знаю. — Ана оторвала ягоду от виноградной кисти, свешивающейся из стоящей на столике хрустальной вазы, положила ее в рот и растянулась на кровати. Она разгладила простыню, подняла лепесток розы и стала задумчиво крутить его пальцами.

Джон застегнул элегантную рубашку, глядя в зеркало, вделанное в массивный дубовый шкаф, который принадлежал еще его деду. Вдоль противоположной стены располагался такого же цвета комод с латунными ручками, по бокам от него висели гравюры. В зеркале ему было видно лицо Аны. Он знал это выражение лица. За его красотой пряталась суровая непримиримость. Старику Арни Фиферу явно не поздоровится.

— Я вижу, что излишне говорить тебе о том, чтобы ты проявила твердость, — заметил он, и в его глазах сверкнули веселые искорки.

«Проявить твердость… Он не знает, насколько твердой я могу быть», — подумала она, а вслух сказала:

— Бедняга Арни получил больше, чем это следовало из договора. — Она отбросила лепесток розы и отщипнула еще одну ягоду винограда. — Он не хочет понять, что я никому не позволю принимать за меня решения.

— В том числе и твоему будущему мужу? — Он просунул руки в серый пиджак и улыбнулся.

Она бросила в него виноградину.

— Чтобы быть демократичной, я иногда буду позволять тебе иметь право вето. — Внезапно посерьезнев, она села на кровати. — Как ты относишься к предложению Моники Д’Арси относительно «Идеальной невесты»?

Полностью одетый Джон подошел к Ане и поднял ее. Она прижалась к крупному телу Джона (его рост составлял шесть футов два дюйма), и он крепко обнял ее.

— Это тот случай, когда у меня есть право вето?

— Угу.

Джон пригладил шелковистые пряди волос на лбу Аны.

— Я поговорю сегодня вечером с Элиотом, думаю, что это хорошая идея. «Идеальная невеста», идеальная пара, в будущем идеальный кандидат в президенты… И будущая Первая леди. — Он поцеловал ее в нос. — Если руководство моей компании скажет «да», я тоже скажу «да».

— Хорошо, — Ана притянула его к себе и поцеловала в губы. — Я позвоню Монике вечером, после того как услышу твое окончательное решение. Она будет страшно довольна. Я думаю, что это и нам доставит удовольствие.

— Удовольствие мы уже получили сейчас. А теперь предстоит работа. Надо поменять полы. Эти недостаточно эффектны.

— Я позвоню тебе, чтобы узнать, как идет дело.

Внезапно она обвила его шею руками.

— Я буду чертовски скучать по тебе!

Поцелуй был крепкий и жадный, словно они оба хотели насытиться друг другом, прежде чем окажутся разъединенными целым континентом.

Когда за Джоном закрылась дверь, Ана вздохнула и подумала, что такой страсти и самозабвения ей не хватало тогда, когда они занимались любовью. Это было то, в чем она не могла признаться ему и даже себе. Надо еще подождать, сказала она себе, подходя к окну и прижимаясь щекой к раме. Когда хлопоты, связанные со свадьбой, будут позади, все изменится. Джонни будет любить ее, и она будет отвечать ему тем же. Пару раз ей приходила мысль обратиться к врачу, но затем она отвергла ее, как только представляла, что в бюллетене появится сенсация: Ана Кейтс, одна из самых зажигательных кинозвезд, несостоятельна в постели. Нет, лучше она, как всегда, будет решать проблему самостоятельно.

Она смотрела, как Джонни, высокий, сильный, уверенный в себе, подходил к машине. Возможно, эта уверенность — результат того, что он рос и воспитывался в богатстве и роскоши. Он пользовался привилегиями старшего сына в довольно известной семье, предки которой нажили состояние, занимаясь сталелитейным делом в те времена, когда королем был Эндрю Карнеги. Джон родился с золотой ложкой в восемнадцать каратов во рту. Он учился в престижных школах, состоял в одной из правящих партий.

Однако, несмотря на свое привилегированное положение, Джон Фаррелл не был снобом. Он был глубоко порядочным и добрым человеком. Не стремление к власти, а желание улучшить жизнь простых людей привело его в политику. В этом его поддерживали стойкие республиканцы, и сам он твердо отстаивал свои принципы. Он горячо выступал в защиту окружающей среды, был автором билля о помощи бездомным, заслужив одобрение со стороны представителей самой различной ориентации. Он строил планы создания в стране доступного медицинского обслуживания, хотя и понимал, что с этим нужно подождать до того времени, когда он станет президентом, в чем он не сомневался.