«Сделай это до рождения ребенка. Выскажи все, что хотела сказать, и отделайся от гнева, — приказала она себе. — Раз и навсегда, пока это не причинит еще больше вреда.
Она тяжело опустилась на стул. Подошел официант с заказанными блюдами. Сидящие неподалеку посетители перестали есть и стали оглядываться на них. Ева занялась жареным цыпленком, выжидая, когда внимание соседей притупится, а сама она несколько поостынет.
Официант наполнил фужеры водой и удалился. Марго набросилась на креветки с морковью.
Ева игнорировала устремленный на нее ледяной взгляд опаловых глаз. Наконец она отрезала кусочек сдобренного имбирным соусом цыпленка и заставила себя прожевать его.
— Ты, конечно, намерена рассказать все матери?
— Какой в этом смысл? От этого больно будет только ей, а тебе это без разницы, — и хладнокровно добавила: — Вот отец может утратить иллюзии в отношении своей блистательной девочки… Я думаю, тебя именно это волнует, не правда ли?
Удар достиг цели. Марго мгновенно вспыхнула. Она раскрыла серебряный портсигар, взяла длинную сигарету и быстро прикурила.
— Ну да, тебе этого очень хочется… Расстроить отца… Создать трещину в наших с ним отношениях, — она выпустила струйку дыма и прищурилась. — Ты всегда ревновала его ко мне… Так смешно было наблюдать за тем, как ты носишься по грязному двору с мальчишками, карабкаешься на высокие деревья — словом, делаешь все, чтобы отвлечь его внимание от меня. Как будто его интересовали эти спортивные подвиги.
— Заткнись, черт тебя побери! — Ева наклонилась вперед и уцепилась за скатерть с такой силой, что у нее побелели суставы. — Речь сейчас не об отце. Мы больше не дети. То, что ты сделала, — это вполне сознательный и продуманный акт предательства. И на встречу с тобой я согласилась лишь для того, чтобы узнать, зачем ты это сделала.
Марго тряхнула головой, отбрасывая волосы на плечи.
— Мне очень жаль разочаровывать тебя, младшая сестра. Но у меня не было никаких фрейдистских мотивов. Был мужчина, была я. Вот и все. Кстати, пока ты не потрясла ребенком перед его носом, он считал себя свободным — официальное обручение не в счет. Ты как следует не знала Нико, вот в чем дело. Он был человеком страстным, думающим, любящим жизнь.
— Он был лжец и обманщик.
— Может быть, его утомлял твой провинциальный пуританизм. Европейские мужчины несколько отличаются от здешних, сестренка. Они не привязываются к одному яблочному пирогу. Им нужно попробовать все, что есть не десерт.
Ева смотрела на сидящую напротив высокомерную женщину с холодными глазами — и к горлу ее подступало отвращение наподобие того, как поднимается желчь. Было трудно поверить в то, что пятнадцать лет назад они спали в одной комнате, сидели за одним обеденным столом, открывали пакеты с рождественскими подарками возле одной и той же елки. Считается, что кровь погуще воды. Но в таком случае в венах Марго не могло быть ничего другого кроме уксуса.
— В тот вечер, когда Нико впервые увидел тебя, — медленно проговорила Ева, он назвал тебя ледяной принцессой с никотиновым дыханием, — губы ее сложились в скупую, горестную улыбку. — Допустим, ты сумела найти полоскание для рта. Но вот в чем дело, — Ева резко положила вилку. — Если в твои замыслы входило устроить соревнование, то мы обе проиграли. Мы потеряли Нико. И еще потеряли шанс стать друзьями, — Ева сложила салфетку и бросила ее на стол, давая понять, что разговор окончен. Она почувствовала себя опустошенной и постаревшей. — Но хочу напомнить тебе, Марго, одну вещь.
Официант пока еще не принес счет, однако Ева не стала дожидаться. Она бросила стодолларовую купюру и откинулась на стуле.
— У тебя был кратковременный и бессмысленный флирт с ним, — сказала она со спокойным презрением. — Как бы ты это ни называла, но дело обстоит именно так, — Ева набрала в легкие воздуха. — Тебе удалось разрушить нашу жизнь, заодно погубить и Нико, но я ношу в себе ребенка Нико. Я хочу, чтобы ты помнила это. У меня всегда будет частица его. — Холодная торжествующая улыбка коснулась ее губ, когда Ева поднялась, чтобы уйти. После паузы она сказала: — И кое-что еще: со мной останется мое достоинство. Что бы ты ни делала, как бы низко ты ни падала, старшая сестра, эти две вещи ты у меня никогда не отнимешь.
Ева вышла из бистро и окунулась в шум города. Майское солнце было щедрым и теплым. Ева не стала брать такси. Она перекинула сумку через плечо, надела солнцезащитные очки и пошла среди потока пешеходов, ни разу не оглянувшись назад.
— Теперь эта сучка в моих руках, — торжествующе произнесла Шенна, глядя на меняющиеся цифры на панели лифта. — Единственным предметом из королевского ассортимента для нее станет красный ковер, по которому она выйдет, чтобы стать в очередь безработных.