— Вы разбиваете мне сердце, мадам. — Он так пронзительно посмотрел Монике в глаза, что у нее защемило сердце. — И все, что вы можете, это должным образом проводить меня.
Некоторое время она молча смотрела на его лицо, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. Однако этого ей так и не удалось понять.
Внезапно она почувствовала, что жара становится невыносимой. Интересно, отключил ли он уже кондиционер?
— Вы все такой же невозможный, — сказала она сквозь зубы, затем огляделась по сторонам. Вокруг все было уставлено коробками, пакетами, захламлено газетами, упаковочными лентами и шпагатом.
— Пора отказываться от торжественного бала, — бросил Пит через плечо, поднимая стопу книг с обеденного стола и укладывая ее в коробку.
— Что вы хотите, чтобы я сделала для вас, Ламберт? — спросила Моника, обмахиваясь сложенной газетой.
Пит повернулся и подошел к ней.
— Вы действительно хотите это знать? Он без предупреждения положил руку на талию Монике.
— Каким образом я могу помочь вам? — спросила она холодным тоном и поспешно добавила: — с вашей упаковкой?
Руки Пита задержались не ее талии. Монике показалось, что в комнате не меньше сорока градусов жары, однако выражение ее лица продолжало оставаться бесстрастным. Увидев холодок в глазах Моники, Пит со вздохом отпустил ее.
— Превосходно. Вот вам газеты. Берите коробку и складывайте в нее вон тот хлам с камина. Надеюсь, это не повредит вашему маникюру. Я ни в коем случае не хочу чтобы у вас оказались поломанными ногти перед великим днем.
Моника не смогла объяснить себе, почему она осталась. Она молча заворачивала в бумагу латунные подсвечники и фарфоровые статуэтки, любуясь их нежной бело-голубой расцветкой.
— Это любимая статуэтка моей матери. — У нее была целая коллекция, а у жены брата находится остальная часть.
— Очень милы. — Моника аккуратно уложила статуэтки и закрыла клапаны коробки. Она взяла фломастер и печатными буквами надписала сверху: «осторожно, хрупкие вещи».
«Хрупкие вроде тебя», — подумал Пит, наблюдая за ней уголком глаза. Моника была в коротких джинсах, в желтой безрукавке с круглым вырезом и в изящных сандалиях золотистого цвета. Ее темные волосы были прихвачены сзади желтой лентой, и она выглядела юной, свежей и чертовски привлекательной. Сейчас в ней ничего не было от главного редактора сногсшибательного журнала и той рассерженной особы, которая напустилась на него в их первую встречу. Она напоминала маргаритку, сияющую под солнечными лучами.
Пит сдвинул на затылок бейсбольную кепку, вытер пот со лба и несколько минут наблюдал за тем, как Моника работает. Его рука скользнула в карман шортов и извлекла маленькую прямоугольную коробочку.
«Сейчас или никогда, Ламберт, — сказал он себе. — А если не скажешь сейчас, то впредь не сетуй».
Однако он не мог это сделать. Во всяком случае, вот так, сейчас. Это должно исходить от нее. А от нее ему достались сегодня лишь аккуратно упакованная коробка с фарфором, легкий аромат духов да сладостно-горькое прощальное рукопожатие.
— Когда вы переезжаете? — спросила она у двери.
— В субботу.
Явно вымученная улыбка…
— Похоже, что это станет красным днем для нас обоих… И куда же вы едете?
— Зачем вам знать? Или вы собираетесь прислать мне открытку во время своего медового месяца?
— Думаю, я буду слишком занята.
— Я тоже так думаю…
Внезапно Пит притянул Монику к себе, и его сильные руки обхватили ее, словно железный обруч. Она ощутила на своем лице его дыхание.
— Моника…
— Пит, мне надо идти… — однако она не сделала попытки освободиться.
— В самом деле надо? — он пальцами коснулся ее губ и заглянул в затуманенные дымкой глаза. — Вы уверены?
— Да… — еле слышно ответила Моника.
О Господи, ну почему она стоит, словно истукан, и позволяет ему обнимать себя? Ее словно растворяет этот взгляд. Его ладонь поднимается и ласкает шею, его пальцы словно излучают электрические разряды…
Моника отпрянула назад и тихонько нервно засмеялась.
— У меня тысяча дел… — однако ей самой голос ее показался каким-то неестественным, чужим. — Телефонные звонки, возможные сбои в последний момент… и потом я обедаю в городе с Ричардом.
Он ничего не сказал. Он дал ей уйти и смотрел, как она повернулась и быстро пошла по тропе. Солнце заливало ее светом, отражаясь от блестящей подвески на ее груди.
Он понимал, что все кончено. Он проиграл.
— Алло, графиня!
Она остановилась.
— Не забудьте быть счастливой! — крикнул он. — Это — приказ!