«Надо максимально использовать предоставившуюся возможность», — сказала она себе. Она изобразила приветливую улыбку на лице, краем глаза видя, как головы присутствующих поворачиваются в ее сторону, пока она с Нико шла через роскошный зал.
За столом, накрытым бледно-розовой скатертью, уставленным хрусталем и фарфором, на фоне хрустальной вазы с орхидеями, в роскошном черном платье, открывающем плечи, сидела сестра. Ее короткие платинового оттенка волосы поблескивали в свете свечей. На ней было минимальное количество украшений — серебряное кольцо с рубином и стилизованные под античность серьги с ониксом и рубинами. Это было в духе Марго — быть холодной и подчеркнуто сдержанной.
— Надеюсь, вы не станете возражать, что я начала без вас, — она непринужденно показала на открытую бутылку вина. Ее бокал был наполовину пуст, зато пепельница полна окурков. — Не говори мне, пожалуйста, что ты десять раз меняла наряд, Эви, — упрекнула Марго, сверкнув опаловыми глазами. — Наш отец обычно сходил с ума, дожидаясь тебя к столу, — добавила она, ослепительно улыбаясь Нико.
— Да, ты всегда первая садилась за стол, — в тон ей сказала Ева, — и, повернувшись к Нико, закончила фразу, — конечно, после того как я помогла маме накрыть его.
«И всегда норовила поставить свой стул рядом с отцом, а я оказывалась где-то между Робом и Дереком, — подумала Ева. — И благодаря этому ты всегда могла шепнуть что-то отцу, когда на кухне поднимался шум».
Отец. Он был центром всех ее конфликтов с Марго с того времени, как она помнила себя. Ева всегда мечтала, чтобы он обратил на нее такое же внимание, как на Марго. Молчаливый и сдержанный скандинав, Эдвард Хямеляйнен, большую часть времени проводивший в работе на спиртоводочном заводе, все тепло, которое он мог выжать из своей души, отдавал старшей дочери. Ева никогда не видела, чтобы его любовь распространялась на кого-нибудь еще, даже на мать.
Он был достаточно доброжелателен к другим, но предпочитал ограничиваться улыбками вместо объятий. Зато его расположение к Марго не имело границ. Он хвалил ее ум и выставлял ее грамоты и награды на каменной доске. В тот день, когда Ева заняла первое место в финальных соревнованиях по бегу, мать и братья приветствовали ее на трибунах, а отец предпочел в этот день отработать вторую смену на заводе, чтобы заплатить за выпускной вечер Марго.
Когда Ева в последний раз посетила родительский дом, она с горечью увидела, что сияющая позолотой роскошная обложка журнала «Мода» с ее изображением, которую она послала ему на день рождения, стоит на полке рядом с мамиными безделушками в кухне, в то время, как непрезентабельный журнал со статьей Марго лежит на почетном месте в гостиной.
«Некоторым вещам не дано меняться», — подумала Ева, прикоснувшись губами к подставленной щеке сестры и представила ее, как положено, Нико.
— Стало быть, вы знаменитый Чезароне, — произнесла ровным голосом Марго, глядя, как Ева и Нико усаживаются за столом. Официант принес и поставил на стол еще два бокала и наполнил их шампанским. Марго взяла сигарету. — В прошлом году я видела вас на автогонках в Испании, но не могла тогда предположить, что мы породнимся.
— К счастью, тогда мне не понадобились ваши услуги, Dottoressa[3], когда Жильбо снес переднюю часть моего автомобиля. — Нико слегка улыбнулся своей неотразимой улыбкой элегантной женщине с чуть приподнятым подбородком и чувственными опаловыми глазами, которые с любопытством смотрели на него.
Марго откинулась на спинку кресла и выпустила струйку дыма.
— Я не знаю, что именно рассказала вам моя младшая сестра обо мне, но я не тот доктор.
Пальцы Евы крепко сжали ножку бокала. Ее всегда поражало и интриговало, как это Марго удавалось, не затрачивая особых усилий, подчеркивать дистанцию между ней и другими, но, кажется, высокомерный тон сестры не произвел никакого впечатления на Нико.
— Ева рассказывала о вас очень много, Dottoressa Хямеляйнен, и я вижу, что все соответствует действительности.
Рука Евы сжала теплые, сильные пальцы Нико. Ее взгляд блуждал по залу… Кто он, этот безымянный и близкий человек, который наблюдает за ней, вносит в ее душу смятение, а, возможно, намерен посягнуть на нее? Им мог быть кто угодно: официант, помощник официанта, любой другой из присутствующих… Сможет ли она теперь появляться на публике, не думая о том, что за ней следят?
Через три стола она заметила теперь уже знакомого Тамбурелли, склонившегося над меню. Его присутствие подтвердило суровую реальность ситуации.