— Как долго ты собираешься пробыть в Нью-Йорке? — спросила Ева сестру, когда официант принес меню.
Марго загасила сигарету в только что принесенной новой пепельнице.
— Я улетаю в Киото сразу после своей презентации завтра на симпозиуме по проблемам избытка протеинов в мозгу и болезни Алжаймера. Меня просили сделать сообщение о моих новейших исследованиях.
— Марго одна из самых крупных авторитетов в этой области, — с искренним уважением пояснила Ева, обращаясь к Нико. — Благодаря ее исследованиям болезнь скоро станет излечимой.
— Дело в том, что отец ждет, когда я получу Нобелевскую премию, а мне не хотелось бы его разочаровывать, — сказала Марго, потянувшись за новой сигаретой.
Нико подождал, пока Марго прикурила.
— Dottoressa, весьма удивительно, что вы курите. Должно быть, вы единственный доктор в Нью-Йорке, который не отказался от этой столь пагубной привычки.
— Что тут сказать? Это одна из моих слабостей. — Марго вздохнула и пожала обнаженными плечами. — Как и мое увлечение европейскими мужчинами… Увлечение, которое моя младшая сестра, по всей видимости, разделяет. — Она не уклонилась от его взгляда, и в ее красивых глазах читался вызов.
Ева затаила дыхание. Предоставить Марго возможность пофлиртовать с Нико в духе Марлен Дитрих? Нико долил шампанское и повернулся к Еве.
— Не знаю, как ты, но я умираю от голода, bambina. — Он говорил очень ласково. Ева чувствовала, как расслабились мышцы его лица. Нико не дурак. Его не проведешь.
Он закрыл меню и решительным жестом подозвал оказавшегося поблизости официанта.
— Примите заказ.
Под столом крепкая нога Нико явно с провоцирующей целью прижалась к Евиной. Он поставил ступню между ее ног. Ева с трудом подавила смешок.
Марго внимательно наблюдала за ними.
— Голубки, — заметила она. — Очень мило…
За едой Ева изо всех сил старалась поддержать легкую беседу. Марго, верная себе, использовала малейшую возможность, чтобы подчеркнуть, насколько непреходящи ее успехи и известность в науке, насколько значительнее они эфемерной и мимолетной славы сестры.
— К тому времени, когда принесли десерт, я готова была плеснуть ей шоколадным муссом в лицо, — призналась Ева, обнимая Нико ногами за талию в теплой ванне. Хмыкнув, он подтянул ее поближе и выпустил в ее сторону пригоршню пузырьков.
— А мне хотелось плеснуть взбитые сливки в ее задранный нос, особенно после того, когда она сказала, что модели голова нужна только для того, чтобы использовать косметику… Merda[4]. — Он направил пузырьки к розовым соскам, которые напряглись при его прикосновении. — Если бы это были взбитые сливки, я бы их слизал, — игриво сказал он. Нико сжал ее мочку уха зубами. Ева ощутила его теплое дыхание на щеке и стала ласкать его под водой.
— Ты находишь ее красивой?
Рот Нико передвигался по щеке Евы и наконец достиг чуть раскрытых девичьих губ.
— Если тебе по душе сухая ледяная принцесса с табачным запахом изо рта, — хриплым шепотом произнес он, — то лично мне нравятся женщины зажигательные и живые.
Ева закрыла глаза.
— Она флиртовала с тобой.
— Со мной флиртуют все женщины, bambina.
С этими словами он поднял и посадил ее на свою изнывающую в ожидании плоть. Он запустил руки в распущенные мокрые волосы и погрузил язык в алчущий рот. Ева трепетала и хваталась за его мускулистую спину, покачиваясь в одном ритме с его движениями. — Carissima[5], — выдохнул Нико. Он погружался в нее снова и снова, пока она не забыла о Марго, Тамбурелли и обо всем на свете.
Он зажег свечи. Все десять, одну за другой. Затем медленно, благоговейно дунул на спичку. При мерцающем свете свечей его глаза сверкнули обсидиановым блеском. Он зачарованно смотрел на страницы из журналов, наклеенные на всех четырех стенах, которые по конфигурации напоминали гигантский кроссворд.
— Какая ты красивая, — прошептал он. Уже давно содрал он со стен все другие обложки и объявления, оставив лишь Еву — улыбающуюся, смеющуюся, кокетливую. — Ты была такой красивой сегодня вечером. Мне очень понравилось твое платье. Видишь?
Он извлек из кармана маленький кусочек голубого шелка.
— Оно такое же возбуждающее, как золотистое ламе. Оно мягкое и гладкое, как твое тело… Ты знаешь, что я чуть не заговорил с тобой сегодня? Но потом передумал. Решил подождать, пока мы сможем остаться одни. Я почти готов, Ева, почти готов…
Он положил квадратик шелка на середину стола, окруженного горящими свечами, правее расположил маленькие хирургические ножницы, достал из ящика листок линованной зеленой бумаги и такого же цвета конверт и положил их среди свечей.