– Я оставил здесь один ящик с ружьями, – сказал он. – Он послужит тебе отличной подставкой.
Люди маркиза подтащили ящик к тому месту, где свисал крюк. Мысли Натаниэля лихорадочно метались в поисках чего-то, что могло бы помочь ему. И вдруг почему-то он вспомнил слова Александры о том, что его отец заразил мать Клифтона сифилисом. Знает ли об этом его сводный брат? Если нет, то это может дать им небольшую передышку.
– Вообще чудо, что ты родился, – сказал Натаниэль, меряя маркиза презрительным взглядом. – Сифилис страшная болезнь, и на месте твоей матери я бы сразу оставил нашего отца.
Его слова подействовали на Клифтона как ушат холодной воды. Маркиз застыл, а его люди, которые приготовились тащить Натаниэля к импровизированной виселице, неуверенно остановились.
– Я не желаю слушать всякие глупости, – стиснув зубы, прошипел маркиз. – Моя мать болеет, но ее болезнь никак не связана с сифилисом. А отец уже больше года прекрасно себя чувствует.
– Значит, ты не знаешь. – Натаниэль пожал плечами, изображая удивление. – Видимо, болезнь еще не проявила себя. Но это произойдет довольно скоро.
Сообщники маркиза переглянулись, и Натаниэль почувствовал, как немного ослабла их хватка, когда выпрямился во весь рост, Клифтон был ниже Натаниэля, и ему пришлось чуть задрать голову, чтобы смотреть старшему брату в глаза. Натаниэль заметил, как раздуваются у маркиза ноздри, и понял, что удар попал в цель.
– Это ложь!
– Скоро ты поймешь, что это правда.
Натаниэль увидел, как рука Клифтона сжалась в кулак, и приготовился к удару. Люди маркиза стояли неподвижно, замерев то ли от удивления, то ли боясь пропустить что-то интересное.
– Очевидно, герцогу все равно, кто лежит под ним...
Кулак маркиза врезался в живот Натаниэлю, и тот согнулся пополам. На какое-то мгновение сообщники маркиза разжали пальцы, и Натаниэль воспользовался этим, чтобы вырваться из их рук.
Он не чувствовал в себе былой силы, но лучше рискнуть, нежели висеть на веревке.
Люди Клифтона попытались схватить его, но Натаниэль, ударив одного в челюсть и лягнув второго в пах, сделал отчаянный бросок к маркизу. Воспользовавшись суматохой, Трентон тоже освободился. Но они оба замерли, когда мужчина, держащий Александру, приставил ей к голове пистолет.
– Эти глупости будут стоить тебе многого, – предупредил маркиз Клифтон. – Теперь она умрет первая. – Он дал знак одному из своих помощников.
Крупный мускулистый мужчина потащил Александру к веревке. Руки Натаниэля непроизвольно сжались в кулаки. Он вспомнил бесконечные порки на «Ретрибьюшн», голод, кровавые мозоли от кандалов. Он вспомнил госпитальный корабль с умирающими людьми, отвратительный запах пота и грязи. В этом был виновен маркиз! А сейчас он угрожал Александре!
– Если ты хоть пальцем тронешь ее, я убью тебя! – поклялся он.
Что-то близкое к страху мелькнуло в глазах Клифтона. Он поднял руку, приказывая своим людям схватить Натаниэля, но, прежде чем те успели сделать хоть шаг вперед, Натаниэль обхватил руками шею маркиза.
– Отпусти ее! – Он сжал пальцы.
Рот Клифтона открылся и закрылся, как у рыбы, а глаза чуть не вылезли из орбит. Его лицо приобрело малиновый оттенок.
– Говори! Пусть они отпустят ее! Быстро!
Люди маркиза отошли от Александры, а тот, у которого в руках был пистолет, направил его на Натаниэля.
– Убейте его! – просипел Клифтон, стараясь вырваться из рук сводного брата.
Грохот выстрела страшным эхом отозвался от стен пустого склада, но пуля прошла мимо, так как Трентон успел броситься на стрелявшего и вывернуть ему руку. Он сбил его с ног, и они покатились по полу.
Неожиданно за дверью раздался крик:
– Они здесь!
В помещение склада вбежали инспектор Мадсон, с которым они ехали в поезде, и четверо констеблей.
– Всем стоять на месте!
Натаниэль медленно отпустил маркиза. Трентон вскочил на ноги, а Александра, подняв залитое слезами лицо, с удивлением посмотрела на своего недавнего попутчика.
– Очень хорошо, капитан Монтегю, – сказал инспектор. – Вы можете идти.
– Не знаю только куда, – гробовым голосом ответил капитан. – Моя жизнь разбита.
– Вы сами сделали ее такой, – ответил Мадсон и дал знак своим людям, чтобы они связали Клифтона и его сообщников.
Маркиз повернулся к Монтегю.
– Это твоих рук дело?
Монтегю опустил глаза.
– У меня не было выбора.
– Капитан Монтегю был арестован в пабе в Лондоне несколько недель назад, – объяснил Мадсон. – Он ухлестывал за одной актрисой, у которой оказался очень ревнивый муж. Они подрались, и капитан его убил. Когда его взяли, он в обмен на свободу предложил стать свидетелем по делу о контрабанде оружия.
Мадсон перевел взгляд на Монтегю.
– Возможно, вам лучше вернуться на родину, капитан. – Хотя его предложение было выдержано в вежливом тоне, Александре показалось, что инспектор недолюбливает француза.
– Ты мертвец, – прошипел маркиз. – Слышишь? Никто никогда не предавал меня. Как только я выберусь, я прикончу тебя.
– Боюсь, что вы не в том положении, чтобы угрожать. – С этими словами Мадсон пошел к выходу.
– Подождите! – Клифтон ткнул пальцем в Натаниэля. – А он? Он же пират, который грабил суда моего отца.
Инспектор Мадсон обернулся.
– Сэр Джон рассказал нам все. Судья испугался, что его тоже обвинят в торговле оружием, и тут же выложил всю правду. Насколько я понял, мистер Кент сполна оплатил свои преступления. – Инспектор-улыбнулся. – Ему, однако, нужны доказательства, что он является сыном герцога Грейстоуна. После некоторых увещеваний сэр Джон согласился сообщить все, что он знает о нем и... э... его отце. – Инспектор подмигнул Александре. – Да, и еще раз мои поздравления с вашей будущей свадьбой, мисс.
Повешение всегда собирает много народу, но сегодняшнее стало событием из ряда вон выходящим. Наказание, которое настигло столь высокопоставленного члена общества, вызвало живейший интерес у всех без исключения жителей Лондона.
Магазины закрылись задолго до окончания рабочего дня, чтобы их владельцы тоже могли поглазеть на это зрелище. На улицы вышло почти пятьдесят тысяч человек. Зеваки карабкались на деревья, высовывались из окон и забирались на крыши на всем пути к Лудгейт-Хилл вдоль Олд-Бейли к северу от Кок-лейн. Фургоны и коляски были облеплены людьми, которые заплатили немалые деньги лишь для того, чтобы краем глаза увидеть преступника.
Виселица находилась на Олд-Бейли у тюрьмы Ньюгейт. Там же полукругом были построены галереи для привилегированных «зрителей».
Натаниэль стоял, обнимая Александру, и смотрел, как двое людей кричат друг на друга, проверяя, все ли готово к казни. Ранее предполагалось, что в этот день будет также лишен жизни убийца, который расчленил труп жены на четыре части и разбросал их по Лондону, но официальные власти решили подождать. Казнь аристократа создала неимоверную шумиху. Само преступление – измена – было настолько серьезным, что предполагало смерть в одиночестве.
Стоял конец сентября, но было очень холодно, ночью выпал снег, и его тонкое белое покрывало под ногами толпы превращалось в жидкую грязь. Однако, несмотря на холод, ни один человек не ушел с площади.
Настроение Натаниэля едва ли можно было назвать радостным. Он не хотел приходить сюда и вместе с тем не мог не прийти. Много лет он ненавидел отца и брата, а сейчас чувствовал внутри лишь пустоту.
– Ты уверен, что хочешь остаться здесь? – спросила Александра.
Натаниэль кивнул.
– Ты можешь идти, любимая. Я бы не хотел, чтобы ты смотрела...
– Мы останемся здесь вместе, – сказала Александра.
Натаниэль чувствовал, как ее любовь обволакивает его, поддерживает, словно рука друга. Как он восхищался красотой и внутренней силой этой женщины! Он любил Александру с такой яростью, что не узнавал себя.