Стэндиш смотрел больше на ее лицо, чем на сцену. В ее самозабвенной увлеченности спектаклем, в чуткой восприимчивости ко всем его поворотам и оттенкам было что-то завораживающее. Это упоение было непосредственным, искренним, чистосердечным и наивным. Оно было полной противоположностью всему тому, из чего состояла его жизнь.
Когда занавес опустился, Чесс повернула к нему свое залитое слезами лицо и улыбнулась сияющей трепетной улыбкой.
— Как прекрасно, — вздохнула она.
Что это? Каким образом эта довольно невзрачная женщина вдруг сделалась красивой? Сколько еще восхитительных сюрпризов она способна преподнести? Стэндиш смотрел на нее и наслаждался.
Чесс вытерла глаза носовым платком и встала со своего места. Пока Стэндиш помогал ей надеть накидку, она обратила внимание на двух женщин в ложе напротив. Они рассматривали его и ее в театральные бинокли. Стэндиш слегка поклонился им в знак приветствия, и бинокли быстро опустились.
— Хотите познакомиться с герцогиней? — спросил он Чесс. Он был уверен, что герцогиня хотела бы познакомиться с ней. В тесном мирке лондонского светского общества главным развлечением было перемывание косточек ближним. Любая дама сочтет, что ей повезло, если она первой узнает, кто была та незнакомка, с которой Рэндала Стэндиша видели в театре.
— А она приятная женщина? — спросила Чесс. — Мне сейчас очень хорошо, и не хочется, чтобы кто-нибудь несимпатичный испортил все удовольствие.
Еще один сюрприз. А ведь считается аксиомой, что все американцы преклоняются перед титулами.
— Вы удивительная женщина, миссис Ричардсон, — сказал он.
— Послушайте, лорд Рэндал, мы же с вами родня. Зовите меня Чесс.
— Необычное имя. Вы, вероятно, хорошо играете?
— Чесс — это уменьшительное от Франчески. Я играю, но довольно плохо.
— А вы зовите меня Рэндалом. Я бы с удовольствием сыграл с вами в эту игру.
Стэндиш полагал, что Чесс достаточно искушена в тонком искусстве флирта и отлично поняла двойной смысл его слов. В его кругу Любовные интрижки, длящиеся, пока длится лондонский светский сезон[39], были делом обычным.
Он растерялся, когда, пригласив его на поздний ужин, Чесс прошла в свою спальню и вернулась отнюдь не в соблазнительном неглиже, а с шахматной доской и весьма оригинальными шахматными фигурами.
— Что вас рассмешило? — спросила она его.
— Похоже, что мир сошел с ума, — уклончиво ответил он. — Ваш муж поужинает с нами?
— Конечно, нет. Он уже давно спит. Думаю, пока мы были в театре, он успел поесть раза четыре: ведь ему так нравится пользоваться переговорной трубкой. Что до меня, то я ее терпеть не могу: кажется, будто говоришь с привидением, и притом когда вокруг вовсю свищет вьюга. Не могли бы вы заказать наш ужин сами?
— А что бы вы хотели заказать?
— Мне все равно. Здесь очень хорошая еда… но над чем это вы опять смеетесь?
— Знаете, шеф-поваром в «Савое» сам Эскофье, самый прославленный мастер кулинарии в мире. Если бы он узнал, что кто-то называет его творения «хорошей едой», он бы перерезал себе горло одним из своих кухонных ножей.
Чесс засмеялась. Да, это не было игрой воображения: он действительно слышит его, это непроизвольное грудное мурлыканье. Второго такого смеха не сыскать во всем мире. Роман с нею будет восхитителен. Возможно, она будет смеяться, когда они будут заниматься любовью.
Они съели омлеты, которые бесстрастный, вышколенный официант поджарил на серебряной сковороде над спиртовкой. И выпили шампанского.
Она очень сожалеет, но нет, она не сможет принять его приглашение на ленч, сказала Чесс. Завтра мисс Фернклиф, как всегда, зайдет за ней в девять утра, и они поедут осматривать достопримечательности.
К своему удивлению, Стэндиш почувствовал разочарование. И вместе с тем он был доволен. Слишком легкие победы всегда бывали наименее интересными. Он предложил съездить на прогулку в Хэмпстед[40] в воскресенье, когда все музеи будут закрыты, и Чесс с благодарностью согласилась. За себя и за мужа.
После ужина они сыграли партию в шахматы, и она снова переиграла его. Лорд Рэндал Стэндиш был раздосадован. Если в воскресенье все пойдет так же, как сейчас, он перестанет волочиться за этой провинциальной кузиной и переключится на женщину из своего собственного класса, играющую в любовные игры по тем правилам, которые он понимает.
40
Местность в границах Большого Лондона, где в описываемое время находилась просторная, поросшая вереском пустошь.