— Это моя американская кузина, Агата.
— Ах, так она американка. Тогда понятно. Что за провинциальный наряд — верх безвкусия.
Смешавшись с многочисленными титулованными гостями, Стэндиш переходил от одного к другому, останавливался, разговаривал, снова переходил, останавливался, разговаривал, пока всех не пригласили к столу. Рядом с ним посадили юную девицу, впервые выехавшую в свет в этом сезоне. Это было закономерно: видный пятидесятилетний холостяк с приличным доходом считался весьма неплохой партией для девушки, недостаточно красивой или недостаточно богатой, чтобы надеяться добыть себе титулованного мужа.
Рэндал отнесся к толстоватой стеснительной девушке с сочувствием. Он даже задел под столом ее колено, предоставив ей самой решать, нарочно он это сделал или случайно, в зависимости от того, какой из двух вариантов ей больше нравился. Нетрудно было догадаться, что она увлекается лошадьми и охотой: руки и плечи у нее были мускулистые. Поэтому он начал со знанием дела рассуждать о рельефе местности и достоинствах гончих в поместьях тех из его друзей, которые были также друзьями ее родителей. К тому времени, когда подали десерт, она наконец преодолела свою робость — таким образом Стэндиш выполнил то, ради чего он был приглашен.
Графиня Лепуорт подала знак, и мужчины наконец смогли общаться не только со своими соседками справа, но и с теми, что сидели слева. Дама, сидевшая слева от Стэндиша, была его старой приятельницей. Всего два сезона назад они наслаждались остроумием и телами друг друга и сохранили о том времени самые приятные воспоминания. Стэндиш улыбнулся ей с искренним удовольствием:
— Кларисса, вы божественно выглядите. Кто тот счастливец, которому вы дарите сейчас свою благосклонность?
— Мой дорогой Мефистофель, разве вам можно найти равноценную замену?
Это был обычный, стандартный званый обед, несколько менее скучный, чем большинство званых обедов, но не слишком интересный.
Предсказуемый.
Такой улицы Чесс еще никогда не видела. Двери домов были выкрашены в яркие цвета: голубой, красный, даже лиловый. У некоторых домов даже стены были ярко-желтыми или бледно-зелеными.
— Какая прелесть! — воскликнула Чесс. — Так необычно.
— Это и отличает богему, — заметил Стэндиш. — Для истинного художника необычное и самое лучшее суть синонимы. Кстати, иногда так оно и есть. Вы боитесь?
— А что, стоит?
Рэндал приподнял ее подбородок и быстро, едва касаясь, поцеловал в губы.
— Вы и сами очень необычны, моя дорогая. Вы всех очаруете.
Прежде чем Чесс успела ответить, их кэб остановился. Стэндиш сошел первым и помог сойти ей, потом, не выпуская ее руки из своей, повел ее к открытой двери ближайшего дома. Дверь была черной, а сам дом — ослепительно белым.
Когда Стэндиш и Чесс вошли внутрь, навстречу им повернулся высокий тучный мужчина, облаченный в просторную серую куртку, отделанную бордовым кантом. Его мясистое лицо было печально. Однако когда он увидел Стэндиша, выражение меланхолии вмиг сменилось улыбкой.
— Мефистофель, ты как раз то, что требуется в такой омерзительно-солнечный день. Полное отсутствие грозных туч повергло всех нас в глубокое уныние… А кого ты к нам привел? Начинающую дьяволицу, я надеюсь?
Стэндиш подтолкнул Чесс вперед.
— Миссис Ричардсон, позвольте мне представить вам Оскара Уайльда.
Оскар Уайльд. Ужасный и блестящий автор «Портрета Дориана Грея». Потрясенная Чесс невольно сделала реверанс.
— Я восхищаюсь тем, что вы пишете, мистер Уайльд, — сказала она, поднявшись.
Уайльд сжал ее плечи своими большими, холеными руками.
— Это Мефистофель вас подучил? Нет, по вашему искреннему, открытому взгляду я вижу, что не подучивал. Как же я обожаю американцев! Но я редко встречал среди них такое тонкое понимание литературы. Входите же, моя дорогая леди, и познакомьтесь с моими друзьями, которые, увы, не так достойны восхищения, как я.
Уайльд обнял Чесс за плечо и увлек ее навстречу самым фантастическим впечатлениям в ее жизни.
Комната, в которую она вошла, ошеломляла невероятным буйством красок. Блестящие красные деревянные панели резко контрастировали с нежно-желтым цветом стен, на фоне желтого висели яркие картины с расплывчатыми изображениями. Картины были подвешены на синих шелковых шнурах, прикрепленных к потолку, темно-серому, украшенному золотыми арабесками.
В комнате находилась по меньшей мере дюжина гостей. Запоминать их имена было невозможно, поскольку к каждому имени Уайльд мгновенно пристегивал язвительный биографический комментарий. Мужчины были одеты менее экстравагантно, чем Уайльд, однако и не так консервативно, как Рэндал, на котором был сюртук и узкие серые брюки. Из женщин двое были облачены в широкие свободные одеяния из узорчатого желтовато-зеленого шелка, а их волосы были распущены по плечам. У одной гостьи, красивой девушки с золотисто-каштановыми волосами, на спину свешивалась длинная коса.