Дедушка сказал ей, что Нэйт Ричардсон — «человек надежный». Он одобрил ее брак. С печалью в сердце — ибо он предпочел бы, чтобы она вышла замуж за джентльмена, — но без колебаний. «Ты имеешь право на свою собственную жизнь, моя любимая маленькая Чесс».
Рассказывая ему о своем намерении, Чесс не ожидала, что он одобрит его столь безоговорочно. Возможно, он просто не ожидал, что у нее что-нибудь получится. Она и сама этого не ожидала.
И вот все получилось. Что же теперь с нею будет?
Она смотрела на спину Нэйта, на его ужасную шляпу. Жаль, что нельзя видеть его непокрытую голову. «Если мне предстоит прожить с этим человеком всю мою остальную жизнь, — подумала она, — то я имею полное право знать, есть ли у него на макушке вихор». От того, что в мозгу у нее рождаются такие вздорные мысли, ей хотелось разом и смеяться и плакать. Куда же подевался тот трезвый реализм, которому она выучилась столь дорогой ценой? Как бы он ей сейчас пригодился! По правде сказать, мужа себе она просто-напросто купила. Она вышла замуж — как трудно в это поверить! — вышла замуж за юнца, намного младше ее самой, потому что он был ее единственным шансом и она была готова на все.
Может быть, он ненавидит ее? Будь она на его месте, она бы ненавидела. Ведь патент изрядно походил на пистолет, приставленный к его виску.
Но ведь он мог и отказаться, а он согласился, значит, он все же не питает к ней ненависти? Во всяком случае, сильной. Если повезет, она сумеет ему понравиться. Она не будет изводить его придирками, как это делают некоторые жены, и станет работать не покладая рук. Бог свидетель, это она умеет.
А еще она умеет делать все то, чему обучали юных леди до войны. Она неплохо играет на фортепиано, научена вышивать, хотя и не очень ровно, может нарисовать довольно похожий акварельный пейзаж, говорить по-французски, танцевать менуэт, ездить верхом в дамском седле и даже перескакивать на лошади через барьеры, если они не очень высокие…
Она со злостью налегла на весло. Ну конечно, все эти «достоинства благовоспитанной девицы» будут куда как нужны в Северной Каролине! Дед сказал ей, что он даже не доктор, а простой фермер.
Он ел обед ложкой! Как она могла выйти замуж за человека, который даже не умеет пользоваться вилкой? Возможно, лучше всего для нее — немедленно вернуться домой.
Но вернуться к чему? К лямке беспросветного труда и необходимости все время притворяться, что мир не изменился, тогда как на самом деле он перевернулся вверх дном. И выбросил ее на обочину.
Нет, это немыслимо. Она поступила правильно. Ее муж — хороший человек, именно это имел в виду дедушка, когда сказал «надежный». Он не бесчестен, не жесток. Она научится понимать его, и он ей понравится. Любовь — это то, о чем пишут в книгах, а в повседневной жизни ее нет. Взаимное расположение, симпатия надежнее и долговечнее.
Спина Нэйта, облаченная в темный пиджак, казалась большой и крепкой, как стена. Это было бы таким наслаждением — знать, что рядом есть кто-то сильный, тот, кто взял на себя ответственность за все. Знать, что теперь этот груз лежит не на ней.
И вдруг воспоминание — яркое, неожиданное — враз заполнило собой все ее сознание. Эта же самая мужская спина, обнаженная, блестящая от воды и стекающей мыльной пены. Да! Да, она хочет узнать, как это бывает между мужем и женой. Она хочет, чтобы он ее обнял и даже поцеловал и чтоб было все то, что должно быть. Она хочет узнать все это, очень хочет. А он наверняка знает, как это должно быть. Мужчины знают, как это делается, а он мужчина, а вовсе никакой не юнец, он просто выглядит так молодо потому, что у него нет бороды и усов.
Нэйт потер рукой подбородок. Он одолжил у старика бритву, чтобы побриться, но от нее, похоже, было мало толку. Вернее, это от него было мало толку. У него так тряслась рука, что он только чудом не перерезал себе горло.
А может, как раз это ему и следовало сделать. Какой же безумный поступок он совершил! Женился на старой деве. На очень старой деве.
А хуже всего то, что она вдобавок ко всему прочему леди. Проку от нее на ферме будет столько же, сколько от коровы без сосков. Впрочем, их у нее, наверное, и нет, до того она плоская.
Но зато теперь у него есть патент. Вот о чем он должен помнить. Он за ним отправился, и он его получил. Патент — это то, что ему было нужно. Жена ему была не нужна, но так ли уж велика беда? Она хочет иметь детей, и это он вполне может понять. Все женщины хотят иметь детей. Что ж, он даст ей столько детей, сколько она захочет. Единственное, что он должен для этого сделать — это закрыть глаза и кое о чем подумать, а об остальном позаботится природа.
Если бы только она была обычная женщина, а не леди! Про леди он ничего не знал, до нее никогда не был знаком ни с одной.
Нэйт ничем не отличался от остальных мужчин своего времени. Он был уверен, что существует огромная разница между обычными женщинами и теми существами редкой породы, которых называют «леди». Такое различие четко проводили не только мужчины, но и женщины, в том числе многие из этих самых «леди».
Мужчины-южане ставили своих леди на пьедестал, считали их хрупкими, нежными созданиями, которых следует оберегать от суровой действительности, в том числе от откровенного языка, когда вещи называются своими именами, и от знания оборотной стороны жизни. Их полагалось боготворить, защищать и направлять, поскольку они не знали ничего о реальном мире и его мерзостях.
«Такая же и Чесс — ну и имечко, ни одна обычная, простая женщина не могла бы так зваться, — подумал Нэйт. — Она всю жизнь прожила на этой своей огромной плантации, где негры делали за нее вею работу и устилали ее путь цветами. Она привыкла, чтобы ей прислуживали и подавали ей ужин в серебряных кастрюлях. Должно быть, тогда она переоделась в мужской комбинезон ради какой-нибудь шутки. Вот и засмущалась, когда ее в таком виде увидел незнакомый мужчина. Бедняжка. Надо будет постараться никогда не упоминать при ней об этой истории».
Его губы дрогнули в усмешке. Вот была потеха! Но он никогда и словечка ей об этом не скажет.
И о ее несчастной матери тоже. Скорее всего, ему вообще не полагалось бы об этом знать. И об ее отце тоже надо будет помалкивать.
Как же много тем им придется избегать в разговоре! А что же останется, о чем можно будет говорить? Надо придумать что-нибудь веселое. Он долго думал, потом начал.
— Ярмарка штата в Роли длится целую неделю, — сказал он через плечо. — Она бывает в октябре, когда жара уже спадет, и тамошний парад — прямо заглядение.
— Прекрасно, — ответила она. — Мне бы очень хотелось взглянуть на него. Я никогда не была на ярмарке штата.
Нэйт не мог обернуться, чтобы увидеть ее лицо, но в ее ответе он услышал церемонную вежливость.
Он не знал, что еще можно сказать. Что у него есть такого, что можно было бы предложить леди вроде нее? Дом, в котором всего три комнаты, да куча табака. Очень скоро она пожалеет о той сделке, которую с ним заключила. Значит, надо будет как можно скорее перевести патент на свое имя.
— Скоро мы будем в Ричмонде, — сказала Чесс. — Уже виден дым из фабричных труб.
— Правда? По дороге мне пришлось прошагать почти полдня. А сколько времени мы плывем в этой лодке?
— Почти час. Но надо проплыть еще немного. Дым становится виден задолго до того, как покажется сам город.
— Это понятно.
— Да, конечно.
Она кашлянула, чтобы избавиться от комка, стоящего в горле.
— По дороге, которой вы шли, от города до нас почти тридцать миль, но по реке расстояние от Хэрфилдса до Ричмонда не составит и двадцати. Вот почему ближе к городу на Джеймсе будет много судов. Здесь сосредоточена вся торговля… — Ее голос замер.
— Знаете, очень трудно разговаривать, когда не можешь смотреть собеседнику в лицо, — громко выпалил Нэйт. — Мне кажется, мы могли бы поговорить и потом. А насчет каноэ вы были правы. Я приноровился, и теперь мне в нем вполне удобно. Думаю, остаток пути я буду просто блаженствовать.