Он прилег на диван, положив под голову подушку:
— Отправляясь в далекое путешествие, необходимо подумать об удобствах. Когда я выбираюсь в Париж, то всегда беру билет в купе на двоих.
— Значит, найдется местечко и для меня?
— Конечно. Можешь подниматься в вагон.
Она присела на край дивана, зажав между коленками сложенные вместе ладони.
— Прекрасно, мы отправляемся, — сказал Поль. — Позвони-ка бармену и сделай заказ. Ты ведь знаешь мои вкусы и пристрастия.
Она направилась к буфету, затем вернулась к дивану, подталкивая впереди себя столик на колесиках, положив сверху сигареты и поставив пепельницу. Затем села на прежнее место. Зная, что за этим могло последовать, Поль продолжил игру.
— Удивительно, — сказал он, — как с появлением электричества ускорилось движение на железной дороге.
Наконец он решился:
— Как его зовут?
— Его звали Бернар.
— И что же, он умер?
— Нет, мы разошлись, и, по правде говоря, я до сих пор не знаю почему.
Она пустилась в пространные объяснения, почему не жалела о том, что они расстались. На нем не сошелся свет клином. Парней ей хватало с избытком. Они только и делали, что крутились вокруг нее. Мир представлялся ей наполненным самыми головокружительными возможностями.
— Понимаешь, я начала жить.
— Понимаю.
Она познакомилась с Бернаром, когда ей едва исполнилось пятнадцать лет.
— Но я выглядела старше своего возраста.
— Не оправдывайся, а лучше продолжай.
Они встретились на курсах актерского мастерства, куда ее устроила мать. «Эта стерва, — со злостью подумал Поль, — с ее навязчивой идеей сделать из дочери кинозвезду, о чем она постоянно твердит, способна держать дочь за ноги перед каким-нибудь спустившим штаны кинорежиссером — лишь бы осуществить свою мечту». Его снова охватил гнев, который он испытывал всякий раз, когда речь заходила о продажной любви. Рассказ Изабель все же должен был бы настроить его на миролюбивый лад. Если верить ее словам, Бернар был человеком мягким, молчаливым и почти лишенным индивидуальности.
— Знаешь, он был не из тех парней, кто срывает с неба звезды и готов в любой момент бросить вызов судьбе. Он выгодно отличался от других тем, что оказывался под рукой в нужный момент и был всегда готов распахнуть перед тобой дверь, угостить пивом, помочь отрепетировать какую-нибудь сценку. Его было почти не слышно, когда он читал наизусть. Он никогда не рассказывал о себе, и в конце концов учащимся курсов захотелось узнать, откуда он родом. Вопросы посыпались со всех сторон. И я также решила расспросить его о том о сем. Из путаных и невразумительных ответов Бернара я сделала вывод, что он еще не сформировался как личность. Тогда я решила повнимательнее приглядеться к лицу и рукам молодого человека: возможно, они откроют мне, что можно ожидать от него в будущем. И вот тогда-то я заметила, что он хорош собой.
«Какой ловкач! — подумал про себя Поль. — Не человек, а какая-то молчаливая и послушная тень; если бы мне удавалось порой промолчать! Да он навесил ей лапшу на уши и обвел вокруг пальца! Вроде огромного пса, про которого все говорили, что он и мухи не обидит, в то время как в один прекрасный день он перегрыз горло спящему в колыбели младенцу».
— Да, он был красивым парнем, — продолжала Изабель. — Следует отметить, что он вел себя так, словно не догадывался об этом или же это было ему глубоко безразличным. Он жил с матерью, работавшей билетершей в кино. Получив стипендию, он смог продолжить обучение и сдать на степень бакалавра, после чего поступил на курсы, решив стать актером, что не помешало ему мечтать о получении какой-нибудь второстепенной роли в кино или в театре, чтобы помочь матери сводить концы с концами. Мы подружились. Он провожал меня до самых дверей дома, и мама изредка приглашала его на обед. Вечерами он обнимал меня за плечи, а в холодные дни одалживал свою куртку, чтобы я не простудилась. Рядом с ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Мне лишь казалось удивительным, что он не приставал с поцелуями, как другие парни, а только чмокал в щеку на прощание. И все.
Однажды он сказал: «Я приглашаю тебя на ужин». В тот вечер у нас не было занятий, и мне пришлось придумать для мамы уже не помню какую историю, чтобы оправдать свое позднее возвращение с курсов. Мать Бернара никогда не ужинала дома, довольствуясь бутербродом, который съедала в перерыве между двумя фильмами. А возвращалась она не раньше двух часов ночи. Вот и все.
— Что?
— Конец первой части.