Наконец-то она заметила, что я вовсе не разделял ее восторгов.
— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
— Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал я.
В действительности я вовсе не горел желанием объясняться с Софи. И даже если бы хотел, то мне было нечего сообщить ей. Однако, сказав „а“, нужно говорить „б“. И словно сторонний наблюдатель, я видел, как медленно, словно ползущая по стенке отвратительная сороконожка, претворялось в жизнь столь неосторожно высказанное пожелание.
Софи, обратившись к малышке, приказала:
— Поиграй здесь, а мы с папой пройдем в другую комнату.
Она положила на комод свою сумочку. Черт бы побрал эту проклятую сумочку! Не будь ее, я не оказался бы в том незавидном положении, в каком пребывал в тот момент. Она присела рядом со мной на кровать:
— Ну и что ты хочешь сообщить мне?
И вот в эту минуту я понял, что должен был во что бы то ни стало выстоять до конца, чтобы сохранить свободу и изложить свои требования, не поддаваясь внезапно навалившейся усталости.
— Послушай, если бы ты вняла голосу разума, — произнес я, — мы смогли бы договориться. Я перееду к тебе и буду заботиться о малышке. Если никто не будет мешать мне, я заработаю нам на жизнь. Однако не следует требовать от меня большего, чем я могу тебе предложить. Мы с тобой будем жить как брат с сестрой. Помимо семейных уз, у меня есть и другие давно сложившиеся и не менее прочные связи. Я не стану упрекать тебя, если и ты не расстанешься со своими привязанностями.
Сделав паузу, она задала давно волновавший ее вопрос:
— Кто она?
— Не имеет значения, ибо это ничего не меняет. Нам следовало бы договориться о главном. Так да или нет?
Настроение Софи внезапно переменилось, и она произнесла, взяв меня за руки:
— Конечно да.
Ее короткий ответ прозвучал для меня словно раскат грома среди ясного неба. Мне показалось, что на моих запястьях щелкнули наручники. И тотчас мне в голову пришла мысль: „А как же я буду коротать время в ожидании тюремной похлебки?“ Я уже слышал, как за моей спиной захлопнулась дверь тюремной камеры. Отныне, словно проголодавшийся узник, я обречен на томительное праздное ожидание, пока не распахнется окошечко и мне не протянут миску с баландой.
И все же тот вечер прошел совсем не так уж и плохо, как я себе представлял. Я сказал, что пойду за своими вещами в гостиницу на следующий день. По правде говоря, я и не торопился. Софи решила, по-видимому, взять на себя все заботы о моем переезде из боязни, что меня и след простынет, стоило только мне выйти из квартиры. Весь вечер я провел, укачивая Жизель на коленях, где ее и сморил сон. И в самом деле, она была необычайно мила. Мне даже показалось, что я баюкал на руках собственное детство, прижимаясь к нежному личику дочурки своей небритой морщинистой щекой старого каторжника.
Нельзя сказать, что мысли Софи были столь же невинными, как у меня. Всю ночь она охала и вздыхала, то и дело ворочаясь с боку на бок. Время от времени она, как бы невзначай, роняла мне на грудь свою руку, которую я демонстративно отодвигал в сторону.
На следующее утро, пока я нежился в теплой постели, а Софи наводила красоту, причесываясь перед зеркалом, она вдруг обратилась ко мне: „И все же было бы хорошо, если ты назвал бы мне имя твоей девицы“.
Она произнесла эти слова с такой нарочитой непринужденностью, что я едва не расхохотался.
— Сейчас не время веселиться, — ответил я, — ибо нам предстоит принять серьезные решения.
Она сразу же помрачнела. Однако немного погодя, когда, умывшись и одевшись, она собралась пойти за моими вещами в гостиницу, я сообщил ей о том, что у меня порвались ботинки. Софи даже бровью не повела и не только ссудила меня деньгами, но и подсказала, в какой магазин мне лучше всего отправиться за покупкой. По ее уверенному тону я понял, что уже кто-то еще щеголяет в коричневых мокасинах, которые замечательны лишь тем, что давно вышли из моды. Но мне было от этого ни жарко, ни холодно. Напротив, я даже постеснялся попросить еще немного денег, чтобы оплатить счет в гостинице. Тут я весьма кстати вспомнил, что еще один чемодан с пожитками и тряпьем хранился у одного моего старого приятеля. Мне надо было сходить и за ним. А гостиничный счет подождет.
Я правильно рассчитал время и к полудню покончил со всеми делами. На мою беду, накануне всю ночь напролет лил проливной дождь. Когда со стареньким чемоданом в руках я вернулся домой, то забыл переобуться в тапочки и тут же получил выговор, о котором я уже упоминал. Скорее всего, это было пустяковое замечание, но настроение было тем не менее испорчено.