«Неужели и в самом деле я был таким недотепой? — подумал Поль, прислушиваясь к голосу Изабель. — Неужели уже тогда я был импотентом? Конечно, нет. Разве у меня не было желания? Было. И все же более всего на свете я тогда не хотел, чтобы Лабузан на моих глазах трахнул эту девицу. Конечно, мною руководила отнюдь не ревность. Я не проявил интереса к девице лишь потому, что считал любовь чем-то исключительно возвышенным, происходившим между двумя людьми и налагавшим определенные обязательства. Подобную чушь мне вбила в голову целая уйма кретинов: преподаватели, родители, писатели. Возможно, я по-своему истолковал мораль, которую исповедовали эти люди. Я жил в своем мире, не зная реальной жизни, полной всяческих мерзостей, но в то же время доставлявшей немало удовольствий. Впоследствии я совершал ошибку за ошибкой, неудачно женился и впутывался в приносившие мне одни лишь неприятности любовные истории. О чем же толковала эта девчонка, моя так называемая кровь и плоть? О том, что не могла оказать сопротивление четверым парням и потому не нашла ничего лучшего, как отдаться им. И тут она громко разревелась, но в отличие от того, что случилось с ней утром в машине, она плакала, прикрыв лицо руками».
Взяв стакан виски, Поль встал и прошелся по комнате, чтобы дать ей возможность успокоиться.
— И это событие осталось без последствий, ну скажем, материального порядка?
— Да, вчера вечером я окончательно убедилась. Кроме того, мама водила меня к врачу.
— И что же ты сказала матери?
— Я назвала имя только одного парня, чтобы не расстраивать ее. Она хотела заявить в полицию. Я еле-еле упросила ее не делать этого из-за Клода. Это он втянул меня в эту историю. Он чуть-чуть нравится мне, и потому я вовсе не хочу причинять ему неприятности.
Она снова заплакала. Что он мог сказать? Что следует выбирать таких друзей, которые не уступали бы ее своим приятелям? И все же разве можно словами помочь такому горю? Возможно, что эти парни набрались наркоты до такой степени, что уже не контролировали свои действия? Вот о чем надо было бы спросить ее. Но Поля в этот момент занимало лишь одно: почему она плачет? Ему было неловко спрашивать, и потому он, как бы невзначай, произнес:
— Они избили тебя?
— Можно сказать, что нет.
— И все же, несмотря ни на что, ты получила удовольствие?
Она лишь пожала плечами, по-прежнему прикрывая ладонями лицо. По-видимому, она подумала, что мужчина, хотя бы и отец, не способен понять чувства, какие она испытывала, и потому ответила:
— Конечно, я не деревянная. Но дело не в этом.
После чего она еще громче разревелась. «Какая мерзкая история, — подумал Поль. — Но хуже всего то, что я спокойно выслушиваю ее, а этого вовсе не следовало бы делать». Он поймал себя на мысли, что рассуждает, как старый ханжа и моралист. Ему стало стыдно от того, что вызвал дочь на откровенность и получил тайное удовольствие от услышанного. Невольно он сравнил свое полное неудач и разочарований прошлое с настоящим, отягощенным свалившейся на него ответственностью, которую он еще не осознал до конца. Во власти самых противоречивых чувств, он подошел к Изабель и протянул ей руку. Она встала и совсем по-детски прижалась к его широкой груди. Он видел перед собой свежее личико, гладкий, без единой морщинки лоб, а когда его губы коснулись ее длинной шеи, он почувствовал нежный запах ее кожи. Его Изабель и грязь? Да о чем он говорит?
Он начинал свою ночную работу с того, что раскладывал перед собой бумагу и сигареты. Он любил, чтобы каждая вещь лежала на своем месте. Затем он приступал к работе. Он не ложился спать до тех пор, пока не напишет на две трети статью. Он жил за счет публикуемых на страницах марсельской ежедневной газеты обзорных статей на злобу дня. Этот прилично оплачиваемый труд заключался в том, что он выбирал из хроники происшествий какое-то событие, показавшееся ему достойным внимания, на этом сюжете строил свои рассуждения о современном мире, где все шло вопреки здравому смыслу. Читатели откликались на колонку Поля множеством писем, в которых он черпал идеи для следующих статей. Так продолжалось уже несколько лет. Перелистав подшивку «переписка с читателями» и пробежав глазами вырезки из хроники происшествий, он принялся за работу.