— Какой такой секрет? — спросил Альбер.
— Никакой. Это все плод моих фантазий. Маривонне нечего сказать мне. Она не имеет никакого жизненного опыта и ничего не знает. Ей даже не известно, что в тот вечер случилось с Изабель. Но это уже другая тема для разговора.
Альбер потер руки. На его губах играла улыбка. Он чувствовал себя мудрецом, постигавшим истину на примере чужих ошибок.
— И все же, — произнес он, — мне показалось, что это любовное приключение, от которого ты почему-то открещиваешься, вовсе не пришлось тебе в тягость.
— Что поделаешь, раз уж так случилось. Но в эту историю втянуты трое. Если бы Соня не чинила препятствий, то в настоящий момент я бы блаженствовал в своей деревне с Изабель под боком. И я ждал бы лишь одного: чтобы она дала мне возможность обуздать мою страсть. Возможно, и для нее это время не было бы потерянным. Днем мы радовались бы солнцу, а вечером грелись бы у камина. Пес встречал бы нас радостным лаем, а я смог бы работать.
— Похоже, что ты разлюбил Париж.
— Ничего подобного. Я еще более тебя равнодушен к светской жизни. Как и всякому посетившему столицу провинциальному писателю, мне приходится возобновлять деловые связи, встречаться с издателями. Не знаю, может быть, мне стоит также подняться на Эйфелеву башню и смотровую площадку собора Парижской Богоматери.
Название собора навело Поля на мысль о том, что в своей книге, которую недавно прочитала Изабель, где он рассказал о том, как однажды поднимался с ней на эту площадку, он уже и сам не смог бы отличить правду от вымысла. В его памяти всплыло личико прелестной девчушки. Он не знал, был ли этот образ реальным или же его рисовало его воображение. Автор создает свои произведения в порыве творческого вдохновения, и порой случается, что его вымысел неожиданно обретает реальные черты. Возможно, настоящую, а не придуманную Изабель он видел в детские годы лишь сидящим на горшке, распространявшим дурные запахи капризным ребенком, постоянно требовавшим к себе внимания. Вот при каких обстоятельствах рождается отцовское чувство. Вместо того, чтобы самому пережить все эти неприятные моменты, он придумал их. Ему вдруг захотелось впервые за последние шестнадцать лет расспросить Альбера о том, как он относится к своим отцовским обязанностям.
— Ты когда-нибудь думал об Алине? — спросил он таким тоном, словно затронул единственную волновавшую его тему.
Нельзя сказать, чтобы Альбер удивился такому вопросу. За почти тридцатилетний срок их дружбы они привыкли делиться друг с другом самым сокровенным.
Он лишь улыбнулся, нисколько, казалось, не смутившись.
— Тут совсем другие обстоятельства. Я не могу сравнивать твой случай с моим. Не помню, по какой причине, но, когда родилась Алина, мы с тобой совсем не виделись. Возможно, кто-нибудь рассказал тебе о том, что произошло. В один прекрасный день у меня на руках оказался ребенок и тяжело больная женщина, на которую врачи уже махнули рукой. И эта история в разных вариантах продолжалась несколько лет. Ребенок был со мной, и я нес ответственность за него. Я сильно привязался к нему, поскольку он был моей единственной надеждой среди длинной череды потерь и неудач. Целые дни я только и делал, что занимался Алиной. Я кормил, воспитывал девочку и отстранился от этих забот лишь в тот момент, когда ее мать смогла взять Алину к себе. Видишь, у меня все не так, как у тебя. Однако это не мешает мне понимать тебя. Когда Пруст рассказывает, как барон Карлос позволяет связать себя и поколотить людям, которых он принял за работников со скотобойни, то я тоже понимаю его. Однако никогда я не смог бы влезть в шкуру Карлоса. Так и с тобой. Я лишь могу говорить, что твой случай является полной противоположностью моему. Что же это означает в действительности, я могу лишь представить себе.
Поль слушал этот монолог со смешанным чувством. Он вспомнил, что и в самом деле самый черный период жизни Альбера совпал с тем временем, когда между ними пробежала кошка. Может, попавшие в беду люди сами держатся особняком или же, напротив, от них держатся на расстоянии, потому что несчастье заразительно? Похоже, верно и то и другое.
— Хорошо еще, — сказал Поль, — что ты не осуждаешь меня.
Альбер рассмеялся:
— Напротив, я стараюсь найти тебе оправдание. Если хорошенько подумать, то мы с тобой лишь подтверждаем тот факт, что отцовские чувства — явление не врожденное, а благоприобретенное. Так что не стоит тебе бить себя в грудь и посыпать голову пеплом. Ты должен лишь придерживаться какой-то определенной линии поведения. И это уже что-то. Не правда ли?