Как бы то ни было, но герцог приподнялся в седле, лицо его сияло восторгом и счастьем. Изабелла, опустив на глаза вуаль, украшавшую ее головной убор, в последний раз взглянула сквозь эту прозрачную завесу на герцога; он же пришпорил коня и направился к своей супруге, чтобы занять подле нее место коннетабля Клиссона. В это время шесть депутатов от купеческих гильдий с двух сторон подошли к королевским носилкам, по три с каждой стороны, и подняли над Изабеллой роскошный балдахин; семь христианских добродетелей и семь смертных грехов проследовали за ними, а позади, с приличествующей им важностью, выступали Смерть, Чистилище, Ад и Рай. Процессия торжественно тронулась в путь, но очень скоро это чинное шествие было нарушено довольно странным образом.
На углу улиц Ломбард и Сен-Дени показались два всадника; они сидели верхом на одной лошади и что-то громко кричали; народу собралось такое множество, что можно было только дивиться тому, как этим людям удалось сюда проникнуть; они не обращали никакого внимания на угрозы и брань людей, которых буквально сбивали с ног; дерзость их дошла до того, что они даже не подчинялись полицейским сержантам и стоически сносили удары плетьми, с помощью которых те пытались их задержать, — ни угрозы, ни побои их не останавливали: они продолжали протискиваться вперед, отбиваясь направо и налево. Лошадь их рассекала грудью толпу, как корабль носом рассекает морские волны, и медленно, но неуклонно прокладывала себе путь сквозь людское скопище. В конце концов всадники достигли королевского кортежа, и все надеялись, что тут они остановятся и пропустят его. Но в ту самую минуту, когда мимо них проследовала королева Изабелла, один из всадников, казалось, дал своему товарищу, державшему поводья, какое-то приказание. Торопясь это приказание выполнить, всадник тотчас ударил лошадей двух вооруженных стражников палкой: одну по крупу, другую по голове. Одна лошадь рванулась вперед, вторая отпрянула назад, так что между ними образовалось свободное пространство. Воспользовавшись этим, всадники мигом устремились к процессии, проскочили в двух шагах от герцогини Туренской, лошадь которой, испугавшись, наверняка сбросила бы герцогиню, если бы де Краон вовремя не схватил животное за удила, и кинулись к королеве Изабелле, сбивая с ног и опрокидывая наземь Смерть и Чистилище, Ад и Рай, семь смертных грехов и христианские добродетели. Приняв двух всадников за злоумышленников или бесноватых, толпа подняла крик, но всадники тем временем уже успели приблизиться к королевским носилкам, преследуемые герцогами Туренским и Бурбонским, которые, опасаясь дурных намерений со стороны неизвестных, приготовились в случае чего защитить королеву.
Изабеллу тоже изрядно встревожил поднявшийся шум. Причина его была ей еще неведома, когда между депутатами от купечества, несшими над ее головой балдахин, она вдруг заметила виновников возникшего беспорядка. Изабелла откинулась на своем сиденье, но в эту минуту один из двух всадников, седевший позади, на крупе лошади, шепнул ей что-то вполголоса, приподнял шляпу, достал большую золотую цепь, украшенную крупными бриллиантами в виде лилий, быстро надел ее на шею королеве, которая любезно поблагодарила за подарок, и, пришпорив коня, поскакал прочь. Почти в то же самое время возле королевы появились герцог Туренский и герцог Бурбонский. Ничего не заметив, кроме того что к королеве вплотную подъехала лошадь с двумя всадниками, они обнажили шпаги и стали кричать: "Смерть, смерть злодеям!*’ Народу вокруг было такое множество, что в поимке двух неизвестных можно было не сомневаться, тем паче что выбраться с улицы Сен-Дени всадникам стоило не меньшего труда, чем на нее попасть; все были насторожены и ждали катастрофы. и тут королева, поняв, что происходит, приподнялась на подушках, простерла руки к обоим герцогам и закричала:
— Постойте, что вы делаете? Ведь это же король!..
Герцоги мгновенно остановились. Боясь, как бы с королем не случилось чего худого, они встали на стременах и протянули обнаженные шпаги в сторону толпы с громкими возгласами: ' Это король! Это король!" Потом, сняв шляпы, воскликнули: "Честь и слава королю!"
Король — ибо это был действительно Карл VI, сидевший на коне позади Карла де Савуази, — в ответ на приветствия откинул капюшон, и по его длинным светло-русым волосам, по голубым глазам, несколько крупному рту с великолепными белыми зубами, и особенно по всей его изящной и благородной осанке, народ узнал своего монарха, своего короля, которого он наперед, еще в день восшествия Карла на престол, нарек Благословенным и за которым сохранил это имя, несмотря на все невзгоды и бедствия, ознаменовавшие его царствование.