Герцог Бургундский и в самом деле не торопился: он говорил, что поход этот чересчур обременителен для его провинции; что затеваемая война не имеет смысла и что она плохо кончится; что распря между коннетаблем и Пьером де Краоном многих людей не касается вовсе и потому несправедливо ради нее насильно вовлекать их в войну; что надо предоставить коннетаблю и де Краону самим уладить свои споры и не взваливать новое бремя на плечи народа. Того же мнения был и герцог Беррийский, однако король, герцог Орлеанский и весь Королевский совет держались другого мнения, так что обоим герцогам пришлось повиноваться.
Едва только коннетабль смог наконец сесть в седло, король отдал приказ выступать из Парижа. В тот же вечер он попрощался с королевой, герцогиней Валентиной, с дамами и девицами, жившими во дворце Сен-Поль, после чего вместе с герцогом Орлеанским, герцогом Бурбонским, графом Намюрским и де Куси отправился ужинать к де Монтегю, где и остался ночевать.
На другой день Карл с большим обозом двинулся в поход, но сделал остановку в Сен-Жермен-ан-Лэ, чтобы дождаться герцога Беррийского и герцога Бургундского. Видя, что они не являются, он отправил им такие приказы, не подчиниться которым было бы явным бунтарством, и двинулся дальше, хотя врачи советовали ему не делать этого, предупреждая, что он не вполне здоров. Но Карл был преисполнен такой решимости, что на все их уговоры отвечал: "Не понимаю, о чем вы толкуете! Никогда я себя так хорошо не чувствовал".
Короче говоря, невзирая ни на что, он двинулся далее, переправился через Сену, пошел по дороге на Шартр и, не останавливаясь, прибыл в Анво, великолепный замок, принадлежавший де Ла Ривьеру, который принял короля со всею роскошью и со всеми подобающими почестями. Карл провел здесь три дня, а на четвертый день утром снова двинулся в Шартр, где вместе с герцогами Бурбонским и Орлеанским был принят братом де Монтегю, занимавшим здесь епископскую кафедру.
Через два дня в Шартр прибыли герцог Беррийский и граф де Ла Марш. Король справился у них о герцоге Бургундском и узнал, что тот следует за ними. Наконец на четвертый день королю доложили, что герцог Бургундский уже в городе.
Король провел в Шартре неделю, потом отправился в Ле Ман. По пути к нему присоединились войска из Артуа, Пикардии, Вермандуа, словом, даже из самых отдаленных провинций Франции, и все эти люди были страшно озлоблены против герцога Бретонского, по вине которого им приходилось переносить такие тяготы. Король всячески старался поддержать в них этот гнев, разжигая его собственным гневом.
Однако он слишком понадеялся на свои силы и свое здоровье. Постоянное раздражение, в которое приводили Карла всяческие помехи, то и дело чинимые его дядями, для того чтобы помешать начатому походу, приводили его в ярость, так что в Ле Ман он прибыл уже совсем больным и еле держался на лошади. Пришлось здесь остановиться, хотя Карл и говорил, что отдых для него тягостнее, чем дело. Однако врачи, дяди и сам герцог Орлеанский считали, что недели на две, а то и на три надо сделать остановку.
Пребыванием в Ле Мане воспользовались для того, чтобы убедить короля обратиться с письмом к герцогу Бретонскому. В Нант были посланы Реньо де Руа, де Рараисье, де Шатель-Моран и Топен де Кантемель, дворецкий замка Жизор: на этот раз король хотел, чтобы герцог Бретонский не мог усомниться в характере направленного к нему посольства. Четверо королевских посланцев отбыли из Ле Мана в сопровождении сорока вооруженных всадников, с трубами и развернутыми штандартами впереди, проследовали через Анжер и на третий день прибыли в Нант, где застали герцога Бретонского.
Они изложили герцогу требование короля выдать Пьера де Краона. Но, как и в первый раз, щедро одарив посланцев, герцог ответил, что не может выдать им человека, которого они требуют, поскольку не знает, где этот человек скрывается; год назад он слышал о том, что де Краон якобы люто ненавидит коннетабля и объявил ему смертельную войну; этот рыцарь сам ему говорил, что где и когда бы он ни повстречал де Клиссона, он убьет его; но более ничего ему не известно, и он удивлен, что король грозит ему войною за дело, столь мало его касающееся.
Когда королю передали ответ, он был очень болен, однако же приказал идти вперед и призвал оруженосцев, чтобы они надели на него доспехи и оружие. В то время как он поднимался с постели, явился гонец из Испании. Он привез письмо, на котором значилось: "Королю Французскому, нашему грозному господину" и стояла подпись: "Иоланда де Бар, королева Арагона, Майорки, правительница Сардинии".