— Да вразумит его Господь! — промолвил Бетизак.
Он поклонился судьям, и его увели обратно тюрьму.
Между тем едва только разнеслось известие о том, что Бетизак по приказанию короля взят под стражу и будет судим, жители окрестных селений начали стекаться в город; несчастные, которых он грабил, пытались проникнуть в королевский дворец, чтобы молить о справедливости, и когда король выходил, они бросались перед ним на колени и протягивали ему свои просьбы и жалобы. Тут были дети, которых Бетизак сделал сиротами, женщины, которых он сделал вдовами, девицы, которых Бетизак обесчестил. Там, где ему не хватало красноречия, он применял силу. Этот злодей посягал на все: на имущество, честь, жизнь человеческую. Король понимал, что кровь жертв взывает о мщении, и приказал, чтобы Совет вынес Бетизаку свой приговор.
Но в ту самую минуту, когда Совет собрался, вошли два человека: это были де Нантуйе и де Меспен. Они явились по поручению герцога Беррийского, дабы подтвердить показания Бетизака и просить короля и Совет передать им этого человека и, если будет угодно, возбудить следствие против самого герцога.
Совет оказался в крайне затруднительном положении. Герцог Беррийский мог не сегодня-завтра вновь обрести утраченное было влияние на короля; в предвидении этого каждый боялся его разгневать. С другой же стороны, лиходейства Бетизака были до того явны, до того очевидны, что грешно было бы оставить его безнаказанным. Тогда было предложено конфисковать все его движимое и недвижимое имущество, распродать его, а вырученные деньги разделить между бедняками, чтобы Бетизак снова стал таким же нищим, каким взял его к себе герцог Беррийский. Однако король не желал полусправедливости: он сказал, что такое возмездие удовлетворило бы лишь тех, кого Бетизак разорил, но семьям, которым он принес смерть и бесчестье, нужны его смерть и посрамление.
Тем временем в Совет явился некий старец. Узнав, что происходит, он заявил королю и его советникам, что готов заставить Бетизака признаться в своем преступлении, которое было совершено лично им и которое герцог Беррийский не смог бы взять на себя. Старика спросили, что для этого нужно. «Для этого надо посадить меня в ту самую темницу, в которой сидит Бетизак», — был ответ. Никаких объяснений он давать не хотел, говоря, что остальное уж его дело, никого, мол, оно не касается, и он готов довести его до конца. Сделали так, как сказал старик: стражники публично препроводили его в тюрьму, тюремщик получил необходимые указания, впихнул новоприбывшего в темницу, где сидел Бетизак, и запер за ним дверь.
Старик притворился, будто и не знает, что в камере кто-то есть; он шел, вытянув вперед руки, словно ничего не видел, а когда добрался до противоположной стены, то сел, прислонясь к ней спиной, обхватив голову руками и уперев локти в колени.
Бетизак, глаза которого за неделю уже привыкли к темноте, следил за новым узником с любопытством человека, находящегося в таком же положении. Он нарочно пошевельнулся, чтобы привлечь к себе его внимание, но старик сидел неподвижно, словно погруженный в свои думы. Тогда Бетизак решил заговорить с ним и спросил, не из города ли он попал в этот застенок.
Старик поднял глаза и в углу «заметил» Бетизака: он стоял на коленях в молитвенной позе. И этот человек еще дерзал молиться! Старик задрожал, увидев рядом с собой того, кому он поклялся отомстить.
Бетизак повторил вопрос.
— Да, из города, — ответил старик глухим голосом.
— И о чем же там толкуют? — спросил Бетизак, изобразив на лице полное безразличие.
— Толкуют о неком Бетизаке, — сказал старик.
— Ну и что о нем говорят? — робко продолжал Бетизак, которого ответ на этот вопрос очень волновал.
— Говорят, что правосудие наконец свершится и скоро его повесят.
— Господи Иисусе! — воскликнул Бетизак, вскочив на ноги.
Старик снова обхватил голову руками, и тишину темницы нарушало теперь лишь стесненное дыхание человека, узнавшего вдруг нечто страшное. Минуту Бетизак оставался недвижим, но вскоре силы изменили ему; он прислонился к стене и вытер лоб. Потом, немного придя в себя, продолжал хриплым голосом:
— Пресвятая Богородица!.. Стало быть, для него нет никакой надежды?!
Старик промолчал и не шелохнулся, словно и не слышал вопроса.
— Послушайте, значит, для него нет никакой надежды?.. — снова спросил Бетизак, подойдя к старику и с силой тряхнув его за плечо.
— Есть, — спокойно произнес старик, — одна-единственная: если порвется веревка.
— Боже мой, Боже!.. — воскликнул Бетизак, заламывая руки. — Что же делать?.. Кто мне теперь поможет?..