ТЕНЬ КОРОЛЯ
Наконец поздно ночью молодой дон Серрано со своим верным слугой Доминго, терпеливо ждавшим его подле дворца Эспартеро, отправился на квартиру к некоему продавцу сигар, согласившемуся пустить в дом жильцов. Пока старый слуга хлопотал по дому, дон Серрано предался размышлениям.
Квартира тощего как палка торговца Ромоло была лучше, чем можно было заключить по наружному виду дома. Две комнаты, выходившие окнами на Прадо, где даже ночью царило оживление, соответствовали убранством всем требованиям, какие предъявлял Доминго, в качестве усердного управителя, к жилищу молодого дворянина, а так как сверх того и его комната была очень уютна и чиста, то слуга, весьма довольный, вручил хозяину, усердно расхваливающему кресла, кровати и картины, горсть блестящих червонцев, не без сожаления выпуская их из рук.
— Ге, ге, — смеялся Ромоло, переступая на одном месте тонкими ногами, — это мышиная нора! Я не ожидал, что ночью приму к себе таких знатных господ… Очень вам благодарен, милостивые господа!
— Ладно, ладно! — отвечал Доминго.
Выпроводив растаявшего лавочника, он пошел распорядиться, чтобы покормили лошадей в сарае, находившемся во дворе маленького дома. Серрано между тем расположился у себя в спальне. Скоро господин и слуга заснули на новом месте так же крепко, как до сих пор спали в замке Дельмонте.
На другой день Франциско рассказал старому Доминго о герцоге, о королевах, о том, как он вступил в гвардию, состоявшую только из сыновей генералов и грандов и предназначенную для непосредственной охраны королевского двора.
— Ну, дон Франциско, после вчерашнего вечера вы стали совсем другой! Благодарю всех святых за это! Вы полны надежд на блеск и славу. А что может быть лучше для сына почтенного дворянина?
— Ого, старый Доминго, уж не думаешь ли ты, что я в состоянии забыть мою Энрику, какие бы там ни питал надежды на славу и блеск? Мне казалось, что ты лучше должен знать меня! Наши поиски остались бесплодны, но, верь мне, Доминго, я встречусь с ней опять, хотя бы все силы мира боролись против меня! Энрика непременно найдет дорогу сюда, если следующее письмо моего отца не уведомит меня, что она уже в Дельмонте.
— Его сиятельство ни при каких обстоятельствах не уведомит вас о возвращении Энрики, — утверждал Доминго.
— Ты плохо его знаешь! Он хоть наружно и кажется в высшей степени непримиримым, но втайне будет о ней заботиться; ему известно, что значит для меня Энрика, он слышал, что я никогда в жизни не разлучусь с ней! День нашей встречи скоро настанет! Но разлука не должна мешать мне как мужчине бороться с насилием и несправедливостью и стремиться к высоким подвигам, иначе Энрика будет презирать меня! Так смелее же в путь к почестям, к славе!
На другой день дон Серрано вступил в ряды королевской гвардии, и Доминго, увидав его в великолепном мундире из темно-красного бархата с золотыми кантами, к которому как нельзя более шла маленькая каска, украшенная золотым львом, не мог удержаться от радостных восклицаний.
Скоро дон Серрано уже был в отличных отношениях со своими товарищами, сразу увидевшими, что он достоин их дружбы, а так как сверх того он был добрее и приветливее многих из них, лучше умел стрелять и фехтовать, то сделался общим любимцем.
Он сам чрезвычайно привязался к одному молодому офицеру, частью потому, что нашел в нем ласковый прием и готовность помочь добрыми советами, частью и потому, что тот произвел на негЬ приятное впечатление своей открытой, смелой натурой. Это был лейтенант дон Жуан Прим, сначала хотевший посвятить себя юриспруденции, но потом последовавший своему непреодолимому желанию стать гвардейцем.
Дон Жуан Прим несколькими годами старше Серрано, но не такого высокого роста как он. У него широкая грудь, крепкие плечи, и все-таки он худощав, как большая часть испанцев. Его лицо с добрым, ясным выражением отличается изысканной бледностью, но черные как смоль волосы и густая борода эффектно оттеняют его. Взгляд больших темных глаз в высшей степени привлекателен и выражает мужество, уже не раз выказанное им во многих сражениях.
Такого друга всегда желал себе дон Серрано, и потому между товарищами, стремившимися к одной цели, скоро завязались самые тесные отношения. К ним охотно присоединился еще капитан Олоцага, который, несмотря на нежное телосложение, имел твердую осанку и поражал своих приятелей умением держать себя и глубоким знанием жизни и людей.
Он имел чрезвычайно изящные и тонкие черты лица, был всегда тщательно одет и причесан, а его руки, настолько нежные, что в нем едва ли можно было заподозрить искусного фехтовальщика, никогда не оставались без тонких перчаток.
Однажды, вскоре после приезда Франциско, трое молодых офицеров, имевших столь различные чины, сидели в высокой, со сводчатым потолком комнате дворца, предназначенной для гвардейцев королевы.
Прежде чем подслушать их разговор и продолжить наш рассказ, обратим внимание на расположение комнат мадридского дворца, так как это представляет для нас большую важность.
Дворец виден из любого места столицы, так как лежит на возвышении.
Образуя большой четырехугольник, он с одной стороны окружен каменной террасой, упирающейся в главный портал с двумя колоссальными львами по обе стороны, а вдоль террасы стоят огромные старые, поблекшие статуи. Задняя часть дворца примыкает к малому двору, образуемому жилищами придворных чиновников и слуг, передний же фасад слева граничит с великолепным парком, орошаемым рекой Мансанарес, которая протекает через весь Мадрид, а справа — с большим двором, где стоит караул и откуда на улицу ведут особые ворота.
Обширное высокое здание имеет серый, тусклый цвет. Стены безобразно толсты, двери и порталы образуют остроконечные своды, а окна верхнего этажа сводов не имеют. Если вы войдете через главный подъезд с террасы в широкий коридор, поддерживаемый мраморными колоннами, посредством которого можно разделить дворец на четыре части, то вас невольно поразит неприятное чувство.
Здесь почти темно, между колоннами ходит взад в вперед караульный, шаги которого глухо отдаются на каменном полу, в полумраке коридора то быстро проскользнет сгорбившийся монах, то пробежит слуга в шитой ливрее. Этот коридор перекрещивается с другим, также длинным и темным, который соединяет парк с большим двором. Между колоннами у самого входа широкие мраморные лестницы с обеих сторон ведут наверх, в более светлые коридоры, а оттуда направо — в покои короля, теперь предназначенные для правительницы Марии Кристины, налево — в покои королевы Изабеллы. Между этими обеими четвертями, которые сзади соединяются потайным коридором, находятся тронный зал и зал для коронации, где хранятся государственные регалии. В третьей четверти живет принцесса Луиза со множеством служанок и придворных дам, потом идет большая картинная галерея, и наконец, четвертую часть занимает собор, как это видно еще издали по высокому позолоченному куполу. Подробное описание отдельных комнат отложим до того времени, когда введем в них читателя, теперь же вернемся в большую комнату со сводами, предназначенную для королевской гвардии и расположенную в конце того коридора, который соединяет парк со двором; как раз вблизи этой комнаты, которая запирается стеклянной дверью, находятся лестницы и коридоры, ведущие в покои регентши, так что она, в случае надобности, тотчас может позвать на помощь свою гвардию и дворцовый караул.
Дежурная комната королевской гвардии, выходившая окнами в большой двор, также производила неприветливое впечатление, оттого ли что слабо была освещена, оттого ли что своды потолка отбрасывали мрачные тени. Потемневшие, потрескавшиеся картины висят по стенам.
Вокруг стола этой комнаты, скудно уставленной мебелью, сидят Серрано, Олоцага и Прим и ведут оживленную беседу. Перед каждым из них стоит недопитый стакан хорошего французского вина.