Дуло пистолета остановилось напротив детского лба.
Мне нужно было мгновение — то самое, за которое он не выстрелил, чтобы сбить его с ног. Мои руки были связаны, а у Эрика было больше опыта и сил, так что спустя секунду я оказалась на полу, не переставая драться. Мы оба знали, что это был заведомо проигрышный бой, но о девчонке забыли. Руки Эрика нашли мое горло и вцепились в него.
Он вновь прижимался ко мне всем телом, но впервые между нами не было искр — только всепоглощающая ярость. Я задыхалась, глядя ему в лицо, и ни на миг не прекращала сопротивляться. Но это был момент моей смерти — и она сверкала на меня своими серыми глазами с расширившимися от злости зрачками. Эрик презирал меня, хотел, может быть, даже немного любил — но сейчас он впервые ненавидел меня.
Кровь оглушала, потому я не сразу поняла, что кто-то сказал ему прекратить. Несколько мгновений я не могла отдышаться, прежде чем не получила ногой по ребрам. Всё еще не восстановившееся дыхание вновь перехватило, и я скрючилась на полу от боли. «Не кричи, не доставляй ему удовольствия», — единственная разумная мысль не покидала мою голову, пока я пыталась избавиться от противных мушек перед глазами.
Зрение сфокусировалось на аппарате надо мной, после чего механический голос произнес:
— Дивергент. Сто процентов.
Эрик почти сразу возник рядом. Не верил, почти боялся, возможно, даже надеялся на ошибку, сбой в программе. Он практически вырвал аппарат у другого бесстрашного и вновь наставил на меня. Повторная проверка подтвердила: я именно тот дивергент, которого они искали. Стопроцентный.
Я несколько секунд смотрела в его лицо, на котором быстрее скорости света сменяли друг друга эмоции: растерянность, страх, удивление, разочарование. Наконец, он взял себя в руки, и прежний Эрик, которого боялись все неофиты нашей фракции, да и многие из опытных бесстрашных, наконец, вернулся. Его губы расползлись в торжествующей ухмылке — не такой, как всего десять минут назад, когда он нашел меня. Теперь он и правда был рад видеть меня такой: сломленной, бессильной сделать хоть что-то.
— Ты еще пожалеешь, что не сдохла, — многообещающе сообщил он.
Что ж, в чем-то он был прав: я почти сломалась.
***
Пистолет не упирался мне в спину, но мне не нужно было видеть его, чтобы знать, что он смотрит аккурат между моими лопатками. Я шла вперед, чувствуя затылком взгляд Эрика. Дыхание восстановилось, а сердцебиение почти вернулось к нормальному ритму.
Что бы меня ни ждало дальше, я больше не боялась. Я даже не смотрела по сторонам в поисках возможной лазейки, чтобы сбежать и спастись. Просто устала думать, анализировать, действовать. Меня накрыло такое равнодушие к будущему, которого я прежде не испытывала.
Потому я практически пропустила тот момент, когда появился Фор. Он просто оказался рядом, свалив Эрика, а я оказалась свободна.
Запястья ныли даже тогда, когда разрезанная веревка упала у моих ног. Только теперь я поняла, что вокруг меня пара десятков бесстрашных, которые на нашей стороне. Совсем недавно я думала, что мне конец. Так или иначе, всё было закончено.
— Повезло, что у тебя был пистолет, Фор? Мы оба знаем, что без него ты ничто.
Фор медленно отвернулся от меня, а я перевела взгляд на Эрика. Он тоже знал, что это конец, и мы поменялись ролями. Но сейчас это было не между ним и мной. Это был апогей многолетнего соперничества между двумя мужчинами, каждый из которых изменил мою жизнь. Один из них мог сломать её прямо сейчас, и я почти была готова к этому.
Эрик проиграл. Он понимал это так же ясно, как и то, что вокруг него — бывшие союзники, а теперь враги, и вариантов осталось не так и много — смерть или, в лучшем случае, тюрьма. Вот только я сомневалась, что последнее могло быть для него лучше. Эрик был мудаком, предавшим всех нас, но он был еще и одним из лучших бесстрашных. Буйным, непримиримым, страстным.
Нет, для него было бы лучше умереть, чем оказаться взаперти, опозоренным и сломленным.
Всего несколько слов — и Эрик успел бы напоследок отомстить своему врагу так, что тот уже не смог бы ответить. Но он промолчал, лишь на миг глянув в мою сторону.
Фор молча отдал пистолет одному из мужчин и приблизился. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы их драка закончилась. Эрик практически не сопротивлялся, а я не могла дышать, глядя, как он оказывается на полу, почти в такой же позе, как совсем недавно лежала я, задыхаясь от боли.
Фор за ногу потащил Эрика в тот зал, где лежало тело Юрайи, а испуганная девочка жалась к стене. Мне стоило бросить лишь один взгляд на моего мертвого друга, чтобы понять: нет, не было двух вариантов.
Коленопреклонный Эрик даже с завязанными за спиной руками гордо смотрел вверх, в лицо своего противника и не боялся. Знал, что это его последние минуты, что помощи ждать неоткуда, но не опускал взгляда. Его голос был ровным и спокойным, когда он говорил о том, что Джанин просто так меня не оставит. Не просто говорил — предупреждал.
Последний и единственный подарок, Эрик?
Я не хотела видеть его смерть. Совсем недавно мне казалось, что я готова убить его собственными руками, но теперь, когда пистолет Фора смотрел ему в лоб, я отчаянно хотела, чтобы Эрика спасли. И не только потому, что какую-то часть меня тянуло к нему. Я знала, что эта казнь изменит человека, которого я люблю. Именно в эту минуту я, наконец-то, разобралась в себе. Я любила Фора, но не могла позволить ему убить другого дорогого для меня мужчину.
— Я смог жить с руками по локоть в крови. А ты сможешь?
И всё же позволила.
В последний момент Эрик перевел взгляд на меня. Он не смотрел в дуло пистолета или в лицо Фора; он прощался со мной. Лишь краткий миг, прежде чем я отвернулась. Иначе, я знала, следующий выстрел всю оставшуюся жизнь будет будить меня по ночам.
Тело Эрика лежало меньше чем в метре от меня. Я не помнила, как дышать, не помнила, кажется, даже кто я. Во мне боролись два чувства, и это убивало не хуже выстрела в голову. Я боялась коснуться его кожи, всё еще теплой и мягкой, которую знала на вкус, чей запах не спутала бы ни с одним другим. И, одновременно, желала этого так сильно, что мне пришлось обхватывать собственные руки, чтобы напоследок не огладить его скулы, подбородок, шею.
Лишь одно я знала точно: это был последний раз, когда Эрик смог вызвать во мне сомнения.