— Да ты чооо? — проревел Куркин, выпучив рыбьи глазки с красными, воспаленными капиллярами.
Он хотел прорваться к бутыли, однако Ветров его ловко отпихнул.
— Пропал Яшкин, — повторил участковый. — Как раз в тот день, когда вы с ним ставили капканы.
— Чо? Та мы ниччо не ставили! — Куркин начал, было пьяно отбрехиваться, но Ветров заломил ему руку и прижал мордой к липкой, заляпанной клеенке.
— Иии… — запищал Куркин, вяло ворочая своими «ложноножками», но Ветров заломил его руку еще больнее.
— Твоя задача, Куркин, показать, где вы с Яшкиным вчера пихали свои чертовы капканы! — Ветров во всю изображал «злого мента», зная, что иначе ни буквы не вытянет из дурацкого алкаша. — И где ты видел его в последний раз!
— Да ладно, ладно, не души, начальник… — плаксиво заныл Куркин, и тогда Ветров бросил его.
Тряпье Куркина было все в какой-то грязи, или заплесневело — Ветров запачкал китель и теперь — брезгливо вытирал. Куркин же валялся рожей на столе и невнятно, гнусаво бурчал.
— Отлично, Куркин, завтра в десять утра — как штык мне быть в опорном пункте! — рявкнул Ветров. — И попробуй мне нажраться — навешу на тебя убийство Яшкина, и Максакова заодно!
Куркин побледнел и притих, оставив Ветрова довольным. Может быть, он где-то перегнул, но с такими кадрами иначе нельзя.
— Так, Куркин, хотел еще про жену твою потолковать! — Ветров продолжил допрос, довольный тем, что, наконец, представилась возможность.
— Эх, Аглая, аглаедка! — гавкнул Куркин, сполз со стола и развалился на трехногом табурете, который чудом не упал. — Говорил же ей русским языком, не таскайся ты за той малиной! Медведи там, на пасеку прут — развелось, шо не стреляных собак… Совсем охамел Варюхин со своими ик!.. икспириментами!
Продираясь сквозь пьяную икоту, Куркин принялся колоритно вещать о том, что ученый Семен Варюхин — по-настоящему был «фэбээрщик», и дрессировал своих пчел, как оружие массового поражения. А заодно и «медведей» дрессировал. Однако из всей его пурги Ветров смог-таки выделить версию: на пасеку Варюхина, действительно, медведи повадились — могли, ведь, и задрать тех, кому не повезло…
— Вот, ты, начальник, все ругаешься за капканы-то, — гудел Куркин, подперев обросший подбородок кулаками. — А ты думаешь, нам после тышша восьмисот шестьдесят первого лучше стало? Да, выкуси, начальник! Шо крепостной, шо наймит¹ — один черт, жрать нечего! Я, вот, по людях похалтурю — на буханку хлеба наберу…
— До завтра, Куркин! — прихватив для верности его первач, Ветров хотел ретироваться: уж больно воняет, да и некогда ему слушать пьяные бредни.
Едва участковый к двери шагнул, как она распахнулась, и в кухню пожаловала баба Федора. В обеих руках у нее болтались полные авоськи, она кивнула Ветрову и лихо гаркнула, как гусар:
— Здравия желаю, товарищ старлей!
— Добрый день, Федора Михайловна, — буркнул ей Ветров и хотел протиснуться мимо этой сердобольной активистки на выход, однако баба Федора задержала его за рукав.
— Вот, гляньте, товарищ старлей, на нашего профессора! — с укором проворчала она, бухнув авоськи на стол перед Куркиным.
— Профессора? — Ветров изумился, едва бутыль не выронил. Алкаш этот законченный, и вдруг, профессор?
— Профессор Никандр Сергеевич Куркин! — настояла баба Федора, выгружая из авосек докторскую колбасу, батон, кефир, консервы… — На весь Союз же в свое время гремел: это ж он Курган-бабу под Верхними Лягушами открыл, темнота!
— Да, быть не может… — прогудел Ветров, схватив себя за нос. Неужели, это заспиртованное существо — и правда, профессор, который Курган-бабу открыл? Что он делает здесь, в дыре, когда должен лавры пожинать?
— Ну и чего ты расселся? — пихнула баба Федора вялого без выпивки Куркина. — Я, вот, тебе и колбаску, и кефирчик вчера-ся в автолавке приобрела! Хоть, поешь, как человек, а не эту гадость!
— Знаешь, Федора, я избавь-траву найти хотел, — тянул Куркин, поочередно хватая подарки Федоры. — Легенда есть, что растет она за Русальной еланью, где брод партизанский был… Знаешь, что за трава такая? От любой напасти избавит тебя! Я еще студентом легенду-то услыхал.
— Ты б к Аггеичу сходил, — буркнула Федора, морщась от вида куркинской кухни. — Он тут такими делами заведует — как-никак, химородник². Может заодно и вылечил тебя от этого дела!
Федора щелкнула себя пальцем по шее и нехотя отправилась к умывальнику — мыть за Куркиным его «Эверест».
— А где эта трава твоя, Куркин? — негромко спросил пьяницу Ветров, подцепив еще одну версию: «наркобароны» среднего пошиба растят в глухомани конопляные поля, и местные частенько бродят их искать. Уж не нарвались ли его «клиенты» на такое поле с куркинской подачи?
— Не нашел я ее, товарищ старлей! — уныло вздохнул Куркин, подергав Ветрова за рукав. — По легендам за Русальной еланью, а в жизни — ёк! Сколько ни ходил туда — один черт…
— Черт! — рыкнул Ветров в пьяную физиономию и чуть оплеуху гаду не влепил.
Таскался же Яшкин за этим уродцем, вот и вляпался в Русальную елань, алкаш чертов! А он, Ветров, тут бегает, как сумасшедший, ищет… И Максаков, наверное, туда, и пасечник этот чекнутый!
— Так, Куркин! Я уже сказал тебе, чтобы к десяти в ОПОП тащился? — генеральским голосом громыхнул Ветров. — На елань тоже сводишь поисковую группу, усек?
— Н-нуу, — зарычал Куркин.
— Федора Михайловна, вы можете проследить, чтобы он не пил до завтра? — попросил Ветров бабу Федору, которая, видимо, решила вычистить тут авгиевы конюшни: веник нашла… В плесени весь.
— Ну, конечно! — кивнула эта бодрая пенсионерка и сейчас же напала на Куркина. — Давай-ка, профессор, воды натаскай! Отмывать буду твой гадюшник! Ишь, зарылся мне тут, как свинья!
— Так, отлично! — оценил Ветров и, попрощавшись, вышел во двор. У него еще сегодня дел невпроворот — мобилизовал «профессора» на завтрашние подвиги, и прекрасно. Ветров и подумать не мог, что он — профессор…
Внимание участкового привлекло движение по низу у забора: пеструю чужую курицу стремительно утаскивала лиса. Ветров не успел ее пристрелить: хищница нырнула в узкую дыру и спаслась от пули.
***
Ветров оставил служебную машину на пятачке, у магазина «Хозтовары». После ливней грунтовые дороги ужасно развезло, а путь к Куркину еще и в низине: влипнет машина — с битюгом не достанешь. «Хозтовары» — единственный в Красном Партизане магазин, да автолавка еще приезжает три раза в неделю. Сегодня — вторник, не «базарный» день, и поэтому на пятачке пусто было и тихо. Настроение у Ветрова вконец испоганилось: мало ему пропавших — так еще и конопляное поле наметилось, и медведи, и лисица чертова. Раз в подворье пришла — значит, бешеная, раз бешеная — отстреливать надо. Ветров еще разок попытался Авдоткину позвонить, однако тот, видать, надолго ушел, все еще вне зоны…
Навстречу Ветрову павой вышагивала Катерина — молодая, дородная, краснощекая такая — новая супруга пропавшего пасечника Семена Варюхина. Она моментально выхватила Ветрова цепким взглядом Пинкертона, ринулась к нему с быстротой куницы и сейчас же заступила дорогу.
— Ой, доброго вам, товарищ участковый! — пропела Варюхина с лучезарной улыбкой на алых, напомаженных губах. — А вы знаете, я к вам — может, опросите меня еще разок?
Варюхина кокетливо теребила толстенную косу и часто моргала густо накрашенными глазами, а Ветров только время терял. Он ее уже сто раз опрашивал, и даже на пасеку к ней ездил, рылся там среди ульев в окружении кусачих пчел. Но о пасечнике не узнал ни зги — как был, так и не стало человека…
— Простите, Варюхина, я спешу! — Ветров решил ускользнуть от нее к «Хозтоварам», но тут дверь магазина открылась. Некая незнакомка с лопатой в руках вышла стремительно и зашагала по тропинке широкими рубленными шагами. Ее белое платье донельзя напоминало рясу — волочилось по земле, и уже перепачкалось по низу, а на голове косынка намотана, навязана так плотно, что лицо закрыто наполовину.