5
От реки полз туман и город постепенно преображался.
Серафим поймал себя на том, что стоит в луже и уже в который раз перечитывает афишу. Его взгляд переместился на затоптанную клумбу, на ветки акации, на них поблескивали капли дождя, похожие сапфиры, цветы сновидений, скользнул дальше сквозь ветки и остановился на доме, в котором жила Графиня. У дома появилась еще одна арка, из которой доносились приглушенные звуки, как ворчание органа. Неожиданно над Серафимом открылось окно, донеслись голоса:
— Прекрасный вид… и дом Графини, как на ладони…
— Однако, странно… он должен был появиться здесь еще час назад, сразу после покушения…
— Наверное, что-то случилось… прикрой окно, зябко что-то…
Окно захлопнулось.
«Вот черт, могли подумать, что я шпионю за ними…» — Серафим свернул в переулок и, пережидая приступ сердцебиения, приостановился у ржавеющей инвалидной коляски с надувными шинами. В переулке было тихо. Чем-то жутковатым веяло от этой тишины. Он снял очки, подышал на стекла.
Послышались шаги. Из-за изгиба лестницы вышли мужчина подозрительного вида и девочка с рыжими косичками. Лицо тонко очерченное, бледное, с выступающими скулами и невнятными веснушками, прячущимися в синевато-сиреневых тенях от шляпки. Девочка слегка прихрамывала.
«Опять она… Боже мой, невероятно, просто вылитая мать, как на медальоне… и даже фиалки на шляпке…» — В каком-то затмении Серафим опустился на ступеньки террасы, зябко кутаясь в плащ.
Гремя помятыми крыльями и разбрызгивая грязь, к террасе подъехал лимузин, из которого вышел лысоватый господин в очках с дымчатыми стеклами. Серафим насторожился. Появление незнакомца невольно связалось с подслушанным разговором. Путаясь в полах плаща и неуверенно ощупывая ступени, как будто они могли в любую минуту провалиться под ним, незнакомец поднялся на террасу и исчез.
«Зайти или как-нибудь в другой раз?.. Графиня может меня и не узнать, столько лет прошло… да и захочет ли она мне помочь… или послать все к черту и писать на злобу дня о чужих мнениях, привилегиях, сплетнях?.. постой-ка, а где же очки?.. кажется, я уже волнуюсь…» — Роясь в карманах, Серафим нащупал пакет, стянутый резинкой. Это были письма Сарры…
Вспомнилось время, когда Серафим был в два раза моложе, и у него было семь лиц на неделе, по числу дней. На минуту он стал моложе, чем наяву, как это бывало уже и не раз. Из яви исчез дом Графини, потом и весь город, осталась лишь снятая на ночь комната с убогой обстановкой, крашеными полами и окном, которое выходило на кладбище…
В зеленоватой темноте стекол мелькнуло лицо Сарры, ее руки. Она обнимала его, и что-то теряла. Лицо ее таяло, точно снег на солнце и, очнувшись посреди улицы или в другом неподходящем месте, Серафим долго не мог избавиться от ощущения, что заточен в эти воспоминания, как в кокон…
Серафим потер глаза. Какое-то время он бродил вокруг дома Графини, переходил с места на место и что-то шептал вслух, иногда громко выговаривая слова, как на сцене.
У входа на черную лестницу он приостановился. Мрак здесь был гуще, и тишина ощущалась почти так же, как в пустом театре…
Сделав еще круг, Серафим скрылся в сумерках арки с исчерканными рисунками и надписями стенами и цветущей по углам плесенью. Он перешел небольшой дворик, повернул налево, по узкой и жутко скрипящей лестнице поднялся на несколько ступенек и после некоторого замешательства дернул за шнурок звонка.
— Кто там?.. входите… — услышал он низкий, слегка хрипловатый голос Графини и вошел в прихожую.
Ботики на меху по французской моде, мокрый плащ, сломанный зонтик с длинной костяной ручкой, зеркало на тонких ножках, в желтоватой слепоте стекол которого обрисовалась фигура Графини в облегающем черном платье с крылышками рукавов. На вид это была хрупкая женщина 35 или 40 лет.
— Присаживайтесь… я уже почти час жду вас… — Улыбаясь, Графиня протянула ему руку.
— Но… — Серафим снял шляпу.
— Разве вы не получили мое письмо?..
«Похоже, что она меня с кем-то путает… надо было позвонить ей, прежде чем являться… и тем более обращаться с просьбами…» — подумал Серафим, оглядываясь. В кресле, в которое он намеревался сесть, уже сидел мопсик в заплатанной жилетке. После секундного замешательства он подошел к окну, оставляя на полу влажные следы.
В створке окна отразилась комната, двоящийся силуэт Графини. Она стояла у приставного зеркала. К ней притиснулся мальчик никак не старше 13 лет, с девичьими манерами. Тихо сказав несколько слов Графине, он передал ей почту и удалился.
— Это мой грум… — Графиня положила письма на столик, тронула веер, перчатки, узкую маскарадную маску с тесемками, льдисто мерцающие лепестки невесомо зависших бегоний. — Вечно ему что-то чудится… уверяет меня, что за домом следят…
Откуда-то из этажей дома долетели звуки фортепьяно, невеселые и как будто запинающиеся. Графиня промокнула глаза. Слезы состарили ее в одно мгновение.
— Простите… эта музыка сводит меня с ума… — Она глянула на следы, которые Серафим оставил на полу, на его ботинки, подняла глаза. — Выглядите вы просто ужасно…
— Не спал уже несколько дней… — Серафим посмотрел в окно, потер запотевшее стекло. Что-то ему увиделось в спутанных, нестройных отблесках гранатового цвета, в отражениях, по-разному маскирующихся, нечто незаконченное, слегка смутное, немного блеклое, хрупкое, тонкое. Мелькнула рука, лицо, тонкая фигура девочки, как слабое отражение какого-то давнего воспоминания. Все заслонила уже знакомый силуэт агента в сером плаще и шляпе. Который день он с неуклюжей назойливостью преследовал Серафима…
— Хочу предложить вам работу… вы меня слышите?..
— Да… — Серафим обернулся.
— Мне нужен сценарий одноактной пьесы… только никаких химер, с химерами покончено…
Дверь приоткрылась. Вошел грум.
— Там вас спрашивает полковник…
— Что ему нужно?..
— Говорит, у него срочное и деликатное дело… — Глаза у грума забегали.
— Я, пожалуй, пойду… — Серафим поискал шляпу. В сложившихся обстоятельствах ему показалось неудобным продолжать играть роль своего двойника. Сделав несколько шагов к двери, он в изумлении приостановился. В простенке стены он увидел тонко выписанный портрет девочки 13 лет.
Послышался отдаленный гул. Полы задрожали, как будто поплыли под ногами. Невольно схватившись за косяк двери, Серафим опустил голову и шагнул в полутьму прихожей, оставив Графиню в недоумении. Дверь за ним захлопнулась сама собой.
В коридоре Серафим столкнулся с полковником, за спиной которого маячил молодой человек с серым лицом, почти лишенным черт.
— Познакомьтесь, это мой племянник… только что из провинции, приехал учиться на еврея… — пробормотал полковник и усмехнулся. Чувствовал он себя не совсем уверенно. Молодой человек слегка склонил голову и с интересом и любопытством провинциала уставился на Серафима. — Он тут набросал сюжет… нечто вроде комедии… может быть, вы посмотрите… куда же вы?..
Серафим спустился по жутко скрипящей лестнице, повернул налево, обходя какие-то вещи, выставленные за дверь, потом направо и очутился на улице. Некоторое время он стоял, не понимая, где он. Мимо, позванивая и, как будто приседая на стыках рельс, прополз полутемный трамвай сорок пятого года с портретом Старика на переднем стекле…
— Это опять я… — Голос Фомы вернул Серафима к действительности.
— Да, ну и что?.. — спросил Серафим.
— Неужели вы меня не помните?.. — Фома несколько смешался. — В школе я был таким херувимчиком… и вечно с забинтованной шеей, досаждали фурункулы… — Фома хохотнул, как будто бес из него высунулся. — А где ваша кузина, или… не знаю, кем она вам доводилась… такая, рыженькая, на дамском велосипеде, все носилась с заводными куклами… Боже мой, как давно это было… ведь мы не виделись целую вечность…
— Вы обознались… — Серафим запрыгнул на подножку трамвая, который со стоном стронулся и, скрипя и покачиваясь, пополз к Нескучному саду…