— Как мне заполучить эту женщину? — спросил Джардир. — Я видел, как она на меня смотрит. Как ты думаешь, она вольна сама выбирать себе мужа, подобно дама’тинг, или мне следует поговорить с ее отцом?
— Дама’тинг вольны выбирать мужей, потому что их отцы неизвестны, — ответил Аббан. — Госпожа Лиша специально представила нас своему отцу, а затем подарила тебе плащ. Она явно дала понять, что не против ухаживания. Обычная девушка поднесла бы поклоннику красивый халат, но ее дар достоин Избавителя.
— Выходит, надо только договориться о выкупе с ее отцом?
Аббан покачал головой:
— Эрни умеет торговаться, но проблема не в нем. Меня больше волнует, что Дамаджах будет против и Дамаджи поддержат ее.
— Я убью любого Дамаджи, который посмеет мне в этом перечить, — пообещал Джардир, — даже Ашана.
— И как это расценит твоя армия, Ахман? Думаешь, воинам понравится, что их предводитель убивает собственных Дамаджи ради северянки?
Джардир нахмурился:
— В любом случае это неважно. С какой стати Инэвере возражать?
Аббан пожал плечами:
— Я лишь подумал, что Дамаджах будет не так легко одержать верх над этой северянкой, как над другими твоими дживах сен.
Джардир знал, что Аббан прав. Он всегда считал Инэверу самой могущественной женщиной в мире, но эта Лиша из Лощины Избавителя, похоже, соперничает с ней во всем. Она не смирится с ролью младшей жены, а Инэвера не потерпит неподчинения.
— Но именно такая неукротимая женщина должна быть рядом со мной, чтобы я повел чинов на Шарак Ка, — возразил Джардир. — Может, жениться на ней тайно?
Аббан покачал головой:
— Слухи о вашем союзе рано или поздно дойдут до Дамаджах, а она вправе одним словом разорвать ваш брак, что племя Лиши может расценить как непростительное оскорбление.
Джардир покачал головой:
— Должен быть способ. Такова воля Эверама. Я чувствую это.
— Возможно… — начал Аббан, теребя колечко намасленной бороды.
— Да?
Аббан мгновение помолчал, но затем покачал головой и отмахнулся:
— Так, пустяки. Ничего не выйдет.
— Чего не выйдет? — По тону Джардира было ясно, что повторять вопрос он не намерен.
— Я просто подумал: что, если Дамаджах — всего лишь твоя красийская дживах ка? В таком случае было бы разумно назначить и северную дживах ка, чтобы устроить браки с северянками. Но даже у Каджи не было двух дживах ка, — покачал головой Аббан.
Размышляя, Джардир потер пальцы друг о друга, чувствуя гладкие шрамы на коже.
— Каджи жил три тысячи лет назад, — наконец сказал он, — и священные тексты сохранились не полностью. Откуда нам знать, сколько дживах ка у него было?
Аббан мудро промолчал, и Джардир улыбнулся.
— Завтра ты отправишься в дом отца Лиши, чтобы вернуть долг и узнать, какой выкуп он хочет за дочь, — распорядился он.
Аббан поклонился и вышел.
Аббан хромал через деревню, опираясь на костыль с верблюжьим ложем, и улыбался землепашцам. Они глазели на него, многие с недоверием, но если в Красии костыль побуждал к жестокому обращению с калекой, то на чинов он, похоже, оказывал противоположное действие. Северянам было стыдно бить человека, который не в состоянии защищаться, точно так же, как стыдно бить женщин. Вот почему их женщины забрали столько воли!
Зеленые земли нравились Аббану все больше. Приятный климат, не слишком жаркий и не слишком холодный, тогда как в пустыне то невыносимая жара, то лютая стужа. Изобилие, какое и не снилось Аббану. Безграничные возможности наживы. Его жены и дети уже скопили целое состояние в Даре Эверама, а ведь большинство зеленых земель еще нетронуто. В Красии Аббан был богат, но считался лишь наполовину мужчиной. На севере он мог жить, как Дамаджи.
Аббан не впервые задумался о подлинных чувствах Ахмана. Он правда мнит себя Избавителем и считает, что брак с этой женщиной — воля Эверама, или притворяется ради власти?
Будь на его месте кто-то другой, Аббан поверил бы во второй вариант, но Ахман всегда был по-детски наивным и мог искренне заблуждаться насчет своего величия.
Глупо, конечно, но вера в божественную природу Ахмана, которую разделяли почти все мужчины, женщины и дети Красии, даровала ему такую власть, что было уже не важно, правда это или нет. В любом случае Аббан служил самому могущественному человеку в мире, и если они и не восстановили былую дружбу, то были прочно связаны.
Но в узоре появилась новая нить, Дамаджах, и искусный манипулятор Аббан немедленно узнал сестрицу по ремеслу. Инэвера вертела Ахманом в своих личных целях, и этих целей не мог разгадать даже Аббан, который сколотил состояние на умении читать в чужих сердцах.
Дамаджах обладала некой неведомой властью над Ахманом, но власть эта была хрупкой. Он — Шар’Дама Ка. Неважно, что она дама’тинг, — если он прикажет, ее разорвут на части, только бы угодить.
Разумеется, Аббану хватало ума не встревать. Он прожил долгую жизнь и не совершал таких глупых ошибок. Почуяв измену, Инэвера раздавит его, как скорпиона, и даже Ахман ей не помешает. Аббан настолько же ниже Дамаджах, насколько ниже Ахмана. Нет, не настолько — намного ниже.
«Только женщина способна справиться с женщиной», — не раз говорил отец Аббану, пока был жив. Прекрасный совет!
Лиша Свиток подорвет сами основы власти Инэверы, а то и вовсе освободит от нее Ахмана. И что самое замечательное, Дамаджах так и не поймет, что это дело рук Аббана.
Аббан улыбнулся еще шире.
Аббан был рад обнаружить, что с глазу на глаз Эрни торгуется ничуть не хуже, чем через вестников. Купец с подозрением относился ко всем, кто не умел торговаться, за исключением Ахмана, который не столько не мог, сколько не желал это делать.
Они договорились о справедливой цене, но сумма оказалась немалой после того, как Аббан утроил ее по приказу Ахмана. Эрни и его жена с нескрываемым удовольствием наблюдали, как Аббан отсчитывает золото.
— Товар здесь. — Эрни поставил на прилавок коробку с цветочной бумагой Лиши и поднял крышку.
Аббан легонько погладил пальцами изящный рельефный узор цветов на верхнем листе, закрыл глаза и втянул воздух.
— Столько времени прошло, а пахнет по-прежнему сладко, — улыбнулся он.
— Если не мочить, будет пахнуть вечно, — пообещал Эрни, — или, по крайней мере, до конца наших дней.
— Эверам благословил твою дочь. Само совершенство во всем, словно ангел небесный.
Элона фыркнула, но Эрни сердито глянул на нее, и она притихла.
— Так и есть, — согласился Эрни.
— Мой господин хотел бы приобрести ее в жены, — сказал Аббан. — Он поручил мне договориться о выкупе и будет весьма щедр.
— Насколько щедр? — осведомилась Элона.
— Какая разница! — осерчал Эрни. — Лиша не лошадь, она не продается!
— Конечно-конечно. — Аббан поклонился, чтобы выиграть время и обдумать положение.
Он не ожидал такой реакции и не мог понять, действительно ли Эрни оскорблен или просто торгуется, чтобы набить цену.
— Прошу прощения за неправильный выбор слов, — произнес Аббан. — Увы, ваш язык подводит меня в самые неподходящие моменты. Я не хотел никого оскорбить.
Эрни смягчился, и Аббан расплылся в улыбке, отточенной на тысячах клиентов, которые искренне верили, что толстяк — их друг.
— Мой господин понимает, что твоя дочь — глава племени, а не простой товар. Он хочет оказать ей и вашему племени великую честь, смешав свою кровь с вашей. Рядом с ним твоя дочь станет во главе всех женщин севера и будет обладать властью как при дворе Избавителя, так и в его постели, чтобы предотвратить излишнее кровопролитие, когда мой господин продолжит наступление.
— Это угроза? — спросил Эрни. — Твой господин убьет нас, чтобы забрать ее, если я ее не продам?
Лицо Аббана запылало. Он все-таки оскорбил Эрни, и очень серьезно. Пар’чин нередко говорил ему, что красийцы слишком легко приходят в ярость, но северяне, похоже, тоже мгновенно вспыхивают от чрезмерной откровенности.
Аббан низко поклонился, раскинув руки: