— Пошли най’шарумов собирать в домах разный мусор, который можно пустить на баррикады.
Джардир кивнул и повернулся, но Каваль поймал его за руку.
— И смотри, чтобы ничего не прихватили, — предупредил он. — Все должно быть принесено в жертву алагай’шарак.
— Мы с тобой расчистим первый уровень, — сказал Джардир Аббану.
— Может, лучше седьмой? Семь — счастливое число. Пусть первый расчищают Джурим и Шанджат.
Джардир с сомнением посмотрел на ногу Аббана. Мальчик худо-бедно поспевал за отрядом, но хромота не прошла, и Джардир не раз видел, как Аббан потирает ногу, когда думает, что никто не видит.
— Я думал, на первый будет проще подняться, ведь твоя нога еще не окрепла, — заметил Джардир.
Аббан упер руки в боки:
— Друг мой, ты меня обижаешь! Я крепок, как лучший верблюд на базаре. Ты правильно делал, что заставлял меня превозмогать себя день за днем, и подъем на седьмой уровень пойдет мне только на пользу.
Джардир пожал плечами:
— Как хочешь.
Он отдал приказы другим най’шарумам, и мальчики принялись взбираться по лестнице.
В скале были вырезаны неровные каменные ступени с подпорками из песчаника и глины в нужных местах. Одни ступени были шириной в стопу, другие — в несколько шагов. На вытертых камнях виднелись следы множества повозок, которые тащили вьючные животные. На каждом ярусе лестница меняла направление, от нее отходили тропинки к жилищам.
Вскоре дыхание Аббана стало натужным, круглое лицо заблестело от пота. Он хромал все сильнее, а на пятом уровне начал при каждом шаге шипеть от боли.
— Возможно, на сегодня достаточно, — заикнулся было Джардир.
— Чепуха, друг мой. Я… — Аббан застонал и шумно выдохнул. — Силен, как верблюд.
Джардир улыбнулся и хлопнул его по спине:
— Мы еще сделаем из тебя славного воина!
Наконец они достигли седьмого уровня, и Джардир обернулся, чтобы посмотреть за невысокую стену. Далеко внизу даль’шарумы гнули спины, копая короткими лопатами широкие ямы для демонов. Ямы располагались на краю первого яруса, и если бы демон спрыгнул с этой самой стены, то непременно бы грохнулся в ловушку. Мысль о грядущей битве взволновала Джардира, хотя ни ему, ни другим най’шарумам сражаться не разрешат.
Он повернулся к Аббану, но его друг прошел дальше по террасе, не обращая внимания на живописный вид.
— Пора расчищать здания, — сказал Джардир, но Аббан словно не услышал, целеустремленно хромая вперед. Джардир догнал его, как раз когда Аббан остановился перед высокой аркой, взглянул на вырезанные в камне символы и широко улыбнулся.
— Седьмой уровень, я так и знал! — воскликнул Аббан. — По числу столпов между Небесами и Ала.
— Я никогда не видел таких меток, — удивился Джардир, глядя на символы.
— Это не метки, это слова.
Джардир с любопытством посмотрел на Аббана.
— Как в Эведжахе?
Аббан кивнул.
— Они гласят: «Здесь, в семи ярусах от Ала, чтобы почтить Того, кто является Всем, находится скромная мастерская Дравази».
— Горшечник, о котором ты говорил, — прорычал Джардир. Аббан кивнул и хотел было отдернуть яркую занавеску, которая закрывала дверной проем, но Джардир схватил его за руку и развернул к себе:
— Выходит, ты готов терпеть боль ради выгоды, но не ради чести?
Аббан улыбнулся:
— Просто я практичен, друг мой. На базаре честь стоит недорого.
— Зато она ценится на Небесах.
Аббан фыркнул:
— С Небес матерей и сестер не оденешь.
Он выдернул руку и вошел в мастерскую. Джардиру оставалось лишь последовать за ним, и он налетел на Аббана, который застыл в дверях с разинутым ртом.
— Товар цел, — прошептал Аббан. Глаза его алчно заблестели.
Джардир проследил за его взглядом и ахнул. На огромных поддонах аккуратно лежали самые изысканные гончарные изделия, какие он когда-либо видел. Комната была наполнена горшками и вазами, чашами, лампами, блюдами, мисками… Все они были ярко раскрашены, позолочены и покрыты ослепительной глазурью.
Аббан возбужденно потер руки:
— Ты представляешь, сколько это стоит, друг мой?
— Какая разница? Это не наше.
Аббан взглянул на него, как на глупца:
— Ахман, это не кража. Хозяева умерли.
— Грабить мертвых — это хуже, чем воровство. Это святотатство.
— Святотатство — превратить труды искусного мастера в груду черепков, — возразил Аббан. — Мусора для баррикад и без того довольно.
Джардир смотрел на горшки.
— Ладно, — наконец сказал он. — Оставим их здесь. Пусть поведают историю величайшего из хаффитов Эвераму, и тогда Он, возможно, позволит Дравази возродиться в лучшей касте.
— К чему рассказывать Эвераму истории, если Он всеведущ?
Джардир сжал кулак, и Аббан отступил.
— Я не потерплю богохульства, — прорычал Джардир. — Даже от тебя.
Аббан умоляюще поднял руки:
— Я вовсе не хотел богохульствовать! Просто имел в виду, что Эверам увидит горшки во дворце Дамаджи точно так же, как в забытой мастерской.
— Возможно, — признал Джардир, — но Каваль велел принести все в жертву алагай’шарак, а значит, и горшки тоже.
Аббан покосился на крепко стиснутый кулак Джардира и кивнул:
— Разумеется, друг мой. Но если мы действительно хотим почтить память великого хаффита и обратить к нему взор Эверама, давай носить в этих прекрасных горшках землю из ям, которые роют даль’шарумы. Так его изделия помогут победить в алагай’шарак и докажут ценность Дравази Эвераму.
Джардир расслабился, разжал кулак, улыбнулся Аббану и кивнул:
— Отличная мысль.
Они выбрали самые подходящие для задачи горшки и отнесли в лагерь. Прочие остались на поддонах.
Джардир вместе со всеми принялся за работу, и в подготовке поля боя для алагай’шарак два дня и две ночи пролетели незаметно. По ночам они укрывались в кругах, изучали демонов и строили планы. Ярусы деревни превратились в лабиринт из мусорных гор, за которыми скрывались меченые ниши для засад. Даль’шарумы будут выскакивать из ниш и скидывать алагай в ямы или опутывать сетями, чтобы поймать в переносные круги. На каждом ярусе были устроены склады оружия. В них будут сидеть най’шарумы, чтобы подавать воинам копья и сети.
— Не выходите за метки, пока вас не позовут, — наставлял Каваль новичков, — а когда кликнут, не мешкайте, перебегайте из одного меченого укрытия в другое, пока не окажетесь на месте. Пригибайтесь ниже, держитесь у стены, не высовывайтесь.
Он гонял мальчишек по импровизированному лабиринту, пока они не выучили все повороты наизусть. Теперь они могли найти меченые ниши и с закрытыми глазами. Воины разожгут костры, чтобы лучше видеть и прогнать холод пустынной ночи, но полностью рассеять мрак не сумеют, а демоны прекрасно видят в темноте.
Вскоре Джардир и Аббан уже сидели на оружейном складе третьего уровня. Утес был обращен на восток, и на закате юноши смотрели, как его тень наползает на речную долину и расплывается по дальней стене, будто чернильное пятно. В тени долины начали вставать алагай.
Туманная дымка просочилась из глины и песчаника, сгустилась в форме демона. Джардир и Аббан завороженно наблюдали, как демоны встают во дворе тридцатью футами ниже. Причудливые силуэты выделялись на фоне огромных костров, в которые даль’шарумы побросали все, что в Бахе нашлось горючего.
Джардир впервые по-настоящему понял, о чем им толковали дама все эти годы. Алагай — мерзость, сокрытая от света Эверама. Ала был бы раем на земле, если бы не их гнусная скверна. Юноша исполнился невыразимого отвращения. Он охотно отдал бы жизнь, только бы уничтожить алагай! Джардир схватил запасное копье и представил, как однажды выйдет на охоту со своими братьями даль’шарумами.
Аббан схватил Джардира за руку. Юноша обернулся и увидел, что друг в ужасе указывает на стену террасы всего в нескольких футах. Вдоль ее края поднималась дымка, и вскоре на стене соткался воздушный демон. Он сидел, сложив крылья, пока не обрел плоть. Мальчики еще не видели демонов так близко, и Аббан явно перепугался, а Джардира охватила ярость. Он покрепче сжал копье и прикинул, нельзя ли сбросить тварь со стены в яму, пока она не полностью сгустилась.