— Выходит, я никогда не познаю женщины? Ничего себе судьба для мужчины!
— Не преувеличивай, — фыркнула дама’тинг. — Жениться тебе ничто не мешает. Я брошу кости, чтобы подыскать тебе подходящих жен.
— Зачем тебе это?
— Не твое дело.
— И какова цена? — спросил Джардир. В Эведжахе не раз говорилось, что всякому, пожелавшему использовать магию хора не для шарак, придется заплатить.
— Ха! А ты уже не такой простачок, каким кажешься. Вот и славно. Цена — ты возьмешь меня в жены.
Джардир похолодел и застыл. Взять ее в жены? Немыслимо. Она пугала его.
— Я не знал, что дама’тинг могут выходить замуж. — Он попытался выиграть время. Голова пошла кругом.
— Можем, если захотим. Первые дама’тинг были женами Избавителя.
Джардир снова посмотрел на нее. Плотные белые одежды скрывали все изгибы ее тела. Из-под головного платка не выбивался ни один волосок, плотное покрывало было натянуто на нос, и даже голос ее звучал приглушенно. Видны были только глаза, ясные и горящие, как угли. Они казались странно знакомыми, но догадаться о ее возрасте и тем более о красоте было невозможно. Она девственница? Из хорошего рода? Кто знает… Дама’тинг забирали у матерей совсем девочками и воспитывали втайне.
— Мужчина вправе увидеть лицо женщины, прежде чем решить, жениться на ней или нет.
— Не в этот раз, — возразила дама’тинг. — Неважно, пленит ли тебя моя красота, плодовита ли я. В твоем будущем сверкают сотни ножей. Я буду твоей дживах ка, иначе тебе придется до конца своих дней пугливо озираться без моих предсказаний.
Дживах ка. Она не просто хочет выйти за него замуж, она желает быть первой среди его жен. Дживах ка вправе выбрать ему дживах сен, младших жен, и все его дживах сен покорятся ее воле. Она будет единолично вести его дом и воспитывать его детей, подчиняясь только ему, и Джардир не дурак, чтобы верить, будто она не намерена подмять и его.
Но разве можно ей отказать? Схватки лицом к лицу ему не страшны, но война — это обман, как учит Хеват, и не все мужчины сражаются с врагами кулаком и копьем. Отравленный кубок, кинжал в спину — и он отправится к Эвераму, не успев заслужить права на рай, не поделившись славой с матерью и сестрами.
К тому же грядет Шарак Ка.
— Ты просишь отдать тебе все, — глухо произнес он, в горле у него пересохло.
Дама’тинг покачала головой:
— Я оставляю тебе шарак. Остальное шаруму ни к чему.
Джардир долго смотрел на нее. Наконец он кивнул в знак согласия.
Заручившись согласием, дама’тинг не стала мешкать. Не прошло и недели, а Джардир уже стоял перед дама Хеватом, глядя, как она приносит клятвы.
Джардир смотрел в глаза дама’тинг. Кто она? Не старше ли его матери? Достаточно ли молода, чтобы родить ему сыновей? Что он обнаружит на супружеском ложе?
— Я обещаю себя тебе в жены, как гласит Эведжах, как завещал Каджи, Копье Эверама, который сидит в изножье стола Эверама и возродится в пору Шарак Ка. С чистым сердцем и без обмана я клянусь быть тебе верной и покорной женой.
«Она говорит правду, — задумался Джардир, — или просто хочет и дальше управлять моей жизнью теперь, когда я ношу черное?»
Хеват повернулся к нему. Джардир запнулся, вспоминая слова клятвы.
— Клянусь перед Эверамом, — выдавил он, — Создателем всего сущего, и перед Каджи, Шар’Дама Ка, взять тебя в свой дом и быть справедливым и снисходительным мужем.
— Ты берешь эту дама’тинг в дживах ка? — спросил Хеват, и что-то в его голосе напомнило Джардиру вопрос, который задал дама, когда Джардир пришел просить его провести церемонию.
«Ты уверен? — спросил Хеват. — Дама’тинг — не обычная жена, которой можно приказывать и которую можно побить за неповиновение».
Джардир сглотнул. Уверен ли он?
— Беру, — глухо сказал он. Собравшиеся даль’шарумы радостно закричали, молотя копьями по щитам. Его мать, Кадживах, крепко обняла его младших сестер, и все они заплакали от гордости.
Сердце Джардира колотилось, и отчасти он жалел, что не танцует алагай’шарак в Лабиринте, а стоит в полумраке заваленной подушками комнаты, куда они удалились.
— Не переживай, алагай’шарак будет ждать тебя завтра! — хохотнул на прощание Шанджат. — Сегодня тебя ждет другая битва!
— Похоже, тебе не по себе, — заметила дама’тинг, задернув тяжелые занавеси.
— Еще бы, — скривился Джардир. — Ты моя дживах ка, а я даже не знаю, как тебя зовут.
Дама’тинг засмеялась. Он впервые услышал, как она смеется — словно звенят колокольчики.
— Неужели? — Она сняла головной платок и покрывало. Джардир изумленно уставился на нее, но не потому, что она оказалась юна и прекрасна.
Он действительно знал, как ее зовут.
— Инэвера, — выдохнул он, вспомнив най’дама’тинг, которая заговорила с ним в шатре много лет назад.
Она с улыбкой кивнула, намного более прекрасная, чем он смел надеяться.
— В ночь, когда мы встретились, я закончила вырезать свои первые алагай хора. То была судьба, воля Эверама, как мое имя. Кости демона режут в полной темноте, на ощупь. Одну-единственную кость вырезают неделями; весь набор — годами. И лишь когда набор готов, кости можно испытать. Если они подведут, их выставят на свет и все придется начать заново. Если поведают правду, най’дама’тинг станет дама’тинг и наденет покрывало. В ту ночь я закончила вырезать алагай хора и задумалась, о чем же спросить, чтобы проверить, обладают ли кости властью над судьбой. Я вспомнила дерзкого мальчишку с блестящими глазами, которого повстречала днем, встряхнула кости демонов и спросила: «Увижу ли я еще Ахмана Джардира?» С той ночи я знала, что найду тебя в Лабиринте после твоей первой алагай’шарак и, сверх того, выйду за тебя замуж и подарю тебе много детей.
С этими словами она повела плечами, и ее белые одежды соскользнули. Джардир страшился этого мгновения, но, увидев ее обнаженное тело в мерцающем свете, мгновенно отреагировал и понял, что пройдет это последнее испытание мужества, как прошел все предыдущие.
— Джардир, ты встанешь на десятом уровне, — приказал шарум ка.
Глупое решение. Прошло три года с тех пор, как Джардир надел белое покрывало, и все собравшиеся кай’шарумы знали, что его отряд — самый отчаянный и вышколенный во всей Красии. Джардир выжимал из своих людей все соки, но зато его даль’шарумы были овеяны славой и убивали втрое больше демонов, чем другие отряды. Ставить их на десятый уровень — пустая трата сил. Алагай никогда не забирались в Лабиринт так глубоко.
Шарум ка презрительно усмехнулся, ожидая возражений, но Джардир открылся бесчестью и пропустил его сквозь себя.
— Как прикажет шарум ка. — Он низко поклонился, сидя на подушке, и коснулся лбом толстого ковра в приемном покое первого бойца.
Когда он выпрямился, лицо его было безмятежным, несмотря на отвращение, которое ему внушал этот человек. Шарум ка должен быть сильнейшим воином в городе. Этот был скорее слабейшим. Его волосы пронизывала седина, лицо избороздили глубокие морщины, как у Дамаджи. Он уже много лет не сражался в Лабиринте, и это было видно по его толстому брюху. Первый боец должен возглавлять атаку на алагай’шарак и вести мужчин к славе, а не руководить сражением из дворца.
И все же, пока на нем белый тюрбан, его воля в ночи — закон.
Дама Ашан, священник отряда Джардира, и его первые помощники, Хасик и Шанджат, ждали командира у стен дворца шарум ка, чтобы проводить его обратно в шатер Каджи. Он был всего лишь кай’шарумом, но на его жизнь уже покушались ревнивые соперники, в том числе из собственного племени. Шарум ка не вечен, и поскольку андрах родом из племени Каджи, первым бойцом наверняка назначат одного из кай’шарумов Каджи. Джардир стоял на пути у многих кай’шарумов, мечтавших о возвышении.
Ашан, Хасик и Шанджат всегда были рядом с Джардиром с тех пор, как Инэвера женила их на сестрах Джардира. Аймисандра, Хошвах и Ханья ходили в лохмотьях, когда Джардир вышел из Шарик Хора три года назад, но теперь они были дживах ка его доверенных лиц и рожали племянников и племянниц в подтверждение своей преданности.