— Мне? — пискнул он. — Учить тебя?
Джардир содрогнулся от отвращения:
— Хватит ныть. Да, тебе! Разве кто-то еще на нем говорит?
Аббан пожал плечами:
— Торговцам выгодно знать язык северян. Мои жены и дочери знают кое-какие слова и тайком подслушивают беседы вестников. Как многие женщины на базаре.
— Ты предлагаешь шарум ка учиться у женщины? — возмутился Ашан, и Джардир мысленно улыбнулся. Если бы не Инэвера, он до сих пор оставался бы неграмотным даль’шарумом.
— Тогда у другого купца, — настаивал Аббан. — Я не один торгую с северянами.
— Но ты торгуешь больше всех, — возразил Ахман. — Это ясно по твоим женским шелкам и по тому, что у такого никчемного жирного хаффита больше жен, чем у большинства воинов. К тому же Пар’чин знает тебя и доверяет тебе. Если не найдется настоящего мужчины, который говорит на языке землепашцев, то учить нас будешь ты.
— Но… — В глазах Аббана стояла мольба. Джардир поднял руку, и купец замолчал.
— Однажды ты сказал, что в неоплатном долгу у меня, — произнес Джардир. — Я спас тебе жизнь. Пора начать выплачивать долг.
Аббан низко поклонился, коснувшись лбом пола.
К вечеру городские ворота залатали, и хотя гигантский скальный демон продолжал бросаться на стены, пращники больше не снабжали его оружием, которое могло пробить метки. Пар’чин снова вышел на алагай’шарак и сражался ночь за ночью целую неделю. Днем он усердно тренировался с даль’шарумами.
— Насчет других вестников-землепашцев не скажу, — наставник Каваль сплюнул в пыль, — но Пар’чин прекрасно обучен. Он в совершенстве владеет копьем и освоил шарусак, как будто изучал его с рождения. Я начал тренировать его с най’шарумами, но он уже превзошел даже тех, кто готов подняться на стену.
Джардир кивнул. Он так и предполагал.
Пар’чин подошел к ним, как будто догадался, что говорят о нем. За ним покорно плелся Аббан. Землепашец поклонился и заговорил.
— Завтра ночью я возвращаюсь на север, первый боец, — перевел Аббан.
В голове Джардира прозвучали слова Инэверы: «Держи его при себе».
— Так скоро? Пар’чин, ты же только что приехал!
— Мне тоже так кажется, но я должен доставить товары и послания.
— Должен чинам! — рявкнул Джардир и прикусил язык, но было поздно. Такое оскорбление можно смыть только кровью. Нападет ли на него землепашец?
Но Пар’чин лишь поднял бровь.
— Это что-то меняет? — спросил он через Аббана.
— Нет, разумеется, нет. — К общему удивлению, Джардир низко поклонился. — Прошу прощения. Просто твой отъезд меня огорчил.
— Я скоро вернусь, — пообещал Пар’чин и показал стопку бумаги в кожаном переплете. — Аббан любезно составил для меня список слов. Надеюсь, при нашей следующей встрече я буду лучше говорить на вашем языке.
— Несомненно, — подтвердил Джардир, обнял Пар’чина и расцеловал его в голые щеки. — Ты всегда будешь желанным гостем в Красии, брат мой, но, может быть, отрастишь бороду, как положено мужчине, чтобы привлекать меньше внимания?
Пар’чин улыбнулся.
— Отращу, — пообещал он.
Джардир хлопнул его по спине:
— Идем, друг мой. Скоро ночь. Убьем еще несколько алагай, прежде чем ты отправишься в путь через раскаленные пески.
После отъезда Пар’чина Джардир начал пристальнее наблюдать за другими вестниками с севера. Обширные рыночные связи Аббана позволяли быстро узнавать о приезде северян.
Джардир приглашал вестников в свой дворец — неслыханная ранее честь. Чужаки откликались охотно, ведь с ними столетиями обращались как с отбросами хуже хаффитов.
— Я пользуюсь случаем поговорить на языке северян, — пояснял Джардир вестникам, когда они сидели за его столом и ели из рук его жен. Подолгу беседуя с северянами, он действительно совершенствовался в их языке, но это было не единственной его целью.
После еды он задавал один и тот же вопрос:
— Ты носишь копье в ночи, как мужчина. Хочешь стать нам братом и сразиться сегодня в Лабиринте?
Вестники смотрели на него, и по их глазам было ясно, что они не понимают, какая великая честь им предложена.
Не согласился ни один.
Тем временем Пар’чин держал слово и приезжал не реже двух раз в год. Иногда он оставался всего на пару дней, иногда проводил в Копье Пустыни и окрестных деревушках несколько месяцев. Вновь и вновь он приходил на учебную площадку и просил дозволения сразиться на алагай’шарак.
«Неужели Пар’чин единственный настоящий мужчина на севере?» — задавался вопросом Джардир.
Окровавленный метчик рухнул, но не успел он коснуться земли, как Пар’чин подскочил к нему. Землепашец зацепил ногами лапы песчаного демона, упал и повернулся в безупречном движении шарусака. Колени демона подломились, и тварь полетела в яму.
Словно продолжая плавное движение, Пар’чин достал уголек, исправил поврежденную метку и запечатал круг, прежде успел выбраться новый демон. Он тут же бросился к метчику, срезал с него одежду и отшвырнул стальные плашки, зашитые в ткань для защиты от когтей алагай. Метчикам полагалась особая металлическая защита, и все же она плохо заменяла щит и копье. Им были нужны свободные руки.
Руки Пар’чина стали по локоть скользкими от крови, но он не обращал на это внимания, роясь в своем вещевом мешке в поисках трав и инструментов. Джардир изумленно покачал головой. Землепашец не впервые лечил раненого воина прямо на полу Лабиринта. Все ли северяне одновременно метчики и дама’тинг?
Метчик вяло сопротивлялся, но Пар’чин уселся сверху и прижал его к земле, упрямо обрабатывая рану.
— Помогите! — крикнул Пар’чин на красийском, но даль’шарумы лишь в смятении наблюдали за ним. Джардир испытывал те же чувства. Это не простые царапины. Неужели чужак не видит, что воин обречен стать калекой, если выживет?
Джардир подошел к ним. Пар’чин пытался продеть нить в кривую иглу, придерживая бинты локтем. Воин продолжал сопротивляться, мешая работать.
— Подержи его! — крикнул Пар’чин при виде Джардира.
Красиец не обратил на него внимания и заглянул в глаза воина. Даль’шарум едва заметно покачал головой.
Джардир вонзил копье в сердце метчика.
Пар’чин вскрикнул и уронил иглу. Он бросился на Джардира, схватил за грудки и с силой ударил о стену Лабиринта.
— Что ты натворил!
Воины в засаде вскинули копья и ринулись к ним. Никто не смеет поднимать руку на первого бойца!
Джардир остановил их жестом, не сводя глаз с землепашца, который понятия не имел, что был на волосок от гибели.
Заглянув в глаза Пар’чина, Джардир понял, что ошибался. Возможно, чужак знал, просто ему было все равно. Убийство метчика оскорбило землепашца до глубины души.
— Я позволил мужчине умереть с честью, сын Джефа, — ответил Джардир. — Он не просил тебя о помощи. Он не нуждался в ней. Он исполнил свой долг, и теперь он в раю.
— Рая нет, — прорычал Пар’чин. — Ты попросту убил человека.
Джардир изогнулся и без труда вырвался из хватки. За последние два года чужак узнал немало секретов шарусака, но все равно уступал большинству даль’шарумов — тем более выпускникам Шарик Хора. Джардир врезал Пар’чину в челюсть и легко уклонился от ответного удара. Он заломил ему руку за спину и швырнул его на землю.
— На этот раз, — прошептал он на ухо Пар’чину, — я притворюсь, будто не слышал. Посмеешь поносить Эверама в Красии — поплатишься жизнью, северянин.
«Держи его при себе», — наказала Инэвера, но он не удержал.
Джардир в одиночестве стоял на стене и смотрел, как алагай бегут от рассветного солнца. Гигантский скальный демон, которого его люди прозвали Алагай Ка, расхаживал перед восстановленными воротами, но метки были сильны. Скоро он тоже вернется в бездну Най до следующей ночи.
Джардир все время вспоминал отчаяние в глазах Пар’чина, его настойчивое желание спасти метчика. Джардир знал, что был прав, подарив воину славную смерть вместо жизни калеки, но понимал и то, что сознательно восстановил Пар’чина против себя.