В темноте Джардир видел, как алагай хора слабо пульсируют сквозь живую стену под ритмичные молитвы Инэверы. Все мужчины были охвачены благоговением.
Через несколько минут круг даль’шарумов распался по приказу Инэверы. Воины поспешно раздернули занавеси, свет залил комнату. Рядом с Инэверой неподвижно лежал Дамаджи Альэверак. Он был обнажен до пояса. Плоть его порозовела, дыхание выровнялось. От раны не осталось и следа — ни обломков кости, ни крови, ни даже шрама. Только гладкая кожа.
Гладкая кожа на месте бесследно исчезнувшей руки.
— Эверам принял руку Дамаджи Альэверака в знак покорности, — громко объявила Инэвера. — Альэверак прощен за то, что усомнился в Избавителе. Если он больше не свернет с истинного пути Эверама, то обретет потерянную руку на небесах.
Она вернулась к Джардиру и вновь обвилась вокруг него.
— Моему мужу нужно остудить кровь после столь славной победы, — громко объявила она собравшимся. — Оставьте нас, чтобы я позаботилась о нем наедине, как может только жена.
Мужчины потрясенно зашептались. Даже Дамаджи’тинг не вправе отдавать подобные приказы Дамаджи! Все посмотрели на Джардира, но он промолчал, и им пришлось подчиниться.
— Ты рехнулся? — взвилась Инэвера, когда они остались вдвоем. — Ради чего ты рискнул своей властью над Маджах… не говоря уже о твоем сыне?
Джардир отметил, что Маджи она назвала вторым.
— Я и не рассчитывал, что ты поймешь, почему это было необходимо.
— Неужели? — ядовито осведомилась Инэвера. — Ты считаешь свою дживах ка полной дурой? И почему же она не способна понять мудрость твоего поступка?
— Потому что это вопрос чести! — отрезал Джардир. — А ты не раз доказала, что тебе нет дела до таких пустяков.
Инэвера сверкнула глазами, но тут же вновь обрела спокойствие дама’тинг и отвернулась.
— Неважно. С наследниками Альэверака разберемся, когда придет время.
— Не вмешивайся, — предостерег Джардир. — Маджи должен доказать, что он сильнее.
— А если он проиграет?
— Значит, Эвераму не угодно, чтобы он возглавил Маджах.
Инэвера проглотила возражение и лишь покачала головой:
— Все не так уж и плохо. Слухи о том, что ты искалечил Альэверака, но позволил ему жить и служить, лишь укрепят твою легенду.
— Ты говоришь, как Аббан, — пробормотал Джардир.
— Что? — переспросила она, хотя прекрасно расслышала.
— Довольно. Дело сделано, и ничего не изменишь. А теперь надень приличное платье и покрывало, чтобы не смущать моих людей.
— Дерзок, как всегда. — Инэвера улыбнулась за полупрозрачным покрывалом скорее весело, чем гневно. — Эведжах велит женщинам носить покрывала, чтобы мужчины не желали того, что им не принадлежит, но ты — Избавитель. Кто осмелится желать твою женщину? Мне нечего бояться, даже если я пройду голой по улице.
— Бояться, может быть, и нечего, но зачем выставлять себя напоказ, как шлюха?
Инэвера свела брови, хотя лицо ее оставалось спокойным.
— Я открыла лицо, чтобы все меня узнавали. Я обнажила тело, чтобы укрепить твою власть. Твоя мужская сила настолько велика, что даже глава Дамаджи’тинг должна быть к твоим услугам в любой момент.
— Очередной обман, — устало произнес Джардир, сидя на троне.
— Вовсе нет. — Инэвера скользнула ему на колени. — Я охотно исполню все желания Шар’Дама Ка.
— Послушать тебя, так это тяжкий труд.
— Не такой уж и тяжкий. — Инэвера провела пальцем по его груди, распустила завязки штанов и устроилась сверху.
Ее красота неизменно возбуждала Джардира, но он чувствовал под собой Трон черепов и поднял взгляд, когда Инэвера оседлала его в точности как андраха. Смерть толстяка не избавила Джардира от тягостных воспоминаний. Они преследовали его подобно духу, которому заказан путь в загробную жизнь.
Его прикосновения действительно распаляют Инэверу или ее стоны и распутные движения лишь маска наподобие непроницаемого покрывала, от которого она отказалась? Джардир не знал.
Он встал и снял с себя жену:
— Я не в настроении для этих игр.
Инэвера удивленно посмотрела на него, но сдержалась.
— Непохоже, — промурлыкала она, сжимая его напряженный член.
Джардир оттолкнул ее и завязал штаны:
— Он мне не указ.
Инэвера глядела на него, как свернувшаяся кольцами змея, и, казалось, была готова ужалить, но затем к ней вернулось спокойствие дама’тинг. Она пожала плечами, как будто его отказ ее не задел, и плавно спустилась вниз, гипнотически покачивая бедрами.
Хасик коснулся лбом мраморного пола перед возвышением, на котором стоял Трон черепов.
— Избавитель, я привел хаффита, — с отвращением произнес он.
Джардир кивнул, стражники открыли дверь, и Аббан, хромая, вошел в зал. Когда он приблизился, Хасик толкнул Аббана вперед, на колени, но Аббан успел переставить костыль и чудом устоял.
— На колени перед Шар’Дама Ка! — рявкнул Хасик, но Джардир остановил его взмахом руки.
— Если мне суждено умереть, то позволь стоя, — произнес Аббан.
Джардир улыбнулся:
— С чего ты взял, что я хочу тебя убить?
— Разве я не торчащая нитка, которую нужно подрезать? Как Пар’чина до меня?
Хасик зарычал и крепче сжал копье. Глаза его горели кровожадным огнем.
— Оставьте нас. — Джардир махнул рукой Хасику и другим стражникам.
Когда воины повиновались, Джардир спустился с возвышения и встал перед Аббаном.
— Ты говоришь о том, о чем лучше молчать, — тихо произнес он.
— Он был твоим другом, Ахман. — Купец пропустил его слова мимо ушей. — Впрочем, я тоже когда-то им был.
— Пар’чин показал тебе копье, — внезапно понял Джардир. — Ты, манерный жирный хаффит, увидел Копье Каджи прежде меня!
— Увидел, — подтвердил Аббан, — и понял, что это такое. Но я не украл его, хотя мог. Пусть я манерный жирный хаффит, но не вор!
Джардир засмеялся:
— Не вор? А кто же ты? Не ты ли обкрадываешь мертвецов и ежедневно торгуешься на базаре?
Аббан пожал плечами:
— Не грех взять то, что никому не принадлежит, а торговля — лишь разновидность битвы, и победителю в ней нечего стыдиться. Другое дело — убить человека… убить друга, чтобы ограбить его…
Джардир взревел и схватил Аббана за горло. Толстый купец хапнул воздух и вцепился Джардиру в пальцы, но с тем же успехом мог пытаться согнуть сталь. У него подкосились колени, он грузно повис на руке, но Джардир продолжал его держать. Лицо Аббана побагровело.
— Не хаффиту сомневаться в моей чести. Моя верность принадлежит в первую очередь Красии и Эвераму и только во вторую — друзьям, какими бы отважными они ни были. А кому принадлежит твоя верность, Аббан? Ты когда-нибудь заботился о чем-то, кроме своей жирной шкуры?
Он отпустил Аббана. Купец, задыхаясь, грохнулся на пол.
— Какая разница? — выдохнул Аббан, чуть отдышавшись. — Без Пар’чина я Красии ни к чему.
— Пар’чин не единственный землепашец на свете. Ни один красиец не знает зеленые земли лучше хаффита Аббана. Ты мне нужен.
Аббан поднял бровь:
— Зачем? — В его голосе больше не было страха.
— Я не обязан отвечать на твои вопросы, хаффит. Ты все равно расскажешь мне все, что знаешь.
— Разумеется, — кивнул Аббан, — но разве не проще ответить на вопрос, чем звать палачей и искать крупицы истины в моих криках?
Джардир взглянул на него, покачал головой и невольно рассмеялся:
— Я и забыл, что ты смелеешь, когда чуешь выгоду. — Он протянул руку и помог Аббану встать.
Аббан улыбнулся и поклонился:
— Инэвера, друг мой. Мы все таковы, какими нас создал Эверам.
На мгновение шелуха лет слетела, и друзья стали прежними.
— Я собираюсь начать Шарак Сан, Дневную войну, — признался Джардир. — Подобно Каджи, я завоюю зеленые земли и поведу их на Шарак Ка.
— Честолюбиво. — В голосе Аббана прозвучало снисходительное сомнение.