Но упрямая и злая женщина не обратила на это внимание.
- Будешь валяться - сдохнешь. - Резко сказал она. - Для тебя сейчас движение - это жизнь. Вставай, ты сильная. Стыдно быть такой дурой.
Странно, но Яголде действительно стало стыдно. И она решила, что умрет, но докажет сейчас этой женщине, что не дура, не лентяйка и не валяется. Наклонившись вперед, перенесла вес на ступни и сделала рывок. Ноги взвыли от боли, но... удержали вес. Как удивительно - столько лет бегать, нося свое тело, как пушинку и даже не замечать его силу, его легкость и красоту, подумалось Яголде. Вот сейчас оно бесполезное, тяжелое и неповоротливое. Непонятно даже как удержать равновесие. Никогда, никогда ей больше не ходить. И уж точно, не бегать.
Яголда покачнулась, но женщина удержала ее и так, маленькими шажками, придерживая и не давая завалиться на бок, подвела к двери.
Две невысокие ступеньки, которые вели из комнаты наружу, казались непреодолимым препятствием. Когда двигаешься по ровной поверхности, ты можешь просто переносить ногу по плоскости. Совсем другое дело, когда нужно согнуть колено и перенести вес с ноги на ногу, уже не скользя. Нет, это невозможно.
И тут женщина сделала совсем плохую вещь: она отпустила руки и прошла вперед.
- Ну же, - сказал она, - иди. Теперь это тебе решать, куда идти.
Два шага до воздуха, света, свободы. И столько - до оставленной постели. Да, но постель - вот она. А впереди две ступеньки и порог. И неизвестно, что будет дальше. Яголда нерешительно оглянулась на кровать, посмотрела вперед, на свет за дверью, снова назад... презрение женщины или боль, что хуже? Неизвестность и страх, и поражение в любом случае. Ведь если выйти наружу, назад ей уже не вернуться.
И неожиданно для самой себя, она метнулась вперед, пусть не ногами, но всем телом. Зацепилась за порожек, упала, больно ударившись об ступени, и выкатилась - вперед, к свету.
Я проиграла, подумала она. Но я сделала все, что могла.
Женщина опустилась на корточки рядом и погладила ее по голове.
- Вот умница, вот молодец, - сказала она. - А теперь мы будем учиться вставать.
6. Игры сильных и глупых
Марк резко открыл глаза. Звук, разбудивший его, был тихим и резким, как... да, стук камешка о стекло. Так обычно они с Тони вызывали друг друга, когда один из них (обычно Тони) затевал что-то глупое и опасное в неурочное время.
Высокий белый потолок - первое что бросилось в глаза. Значит, он не дома. Где же? Это не суровые камни его комнаты, но и не бревенчатый потолок постоялого двора, где они с Тони сняли комнату. Это помещение значительно больше, заставлено дорогой мебелью, все в позолоте и пурпуре. Аляповатая безвкусица. Матушка никогда бы не опустилась до таких, прямо скажем, визжащих сочетаний золоченых завитушек на белом и розово-алой драпировки. Она лично следила за обустройством всех комнат, снисходя даже до нужд прислуги, и в замке просто невозможно было представить такой безвкусицы.
И запахи. Сдержанный запах горных трав, развешанных пучками на стенах дома - и этот, томный, душный обволакивающий запах роз. Так пахнут куртизанки. И ооо...
Марк испуганно зажмурил глаза, в надежде, что всплывающее воспоминание лживо, что это сон и это не то, что на самом деле...
Нет, этого не может быть. Так, вчера мы с Тони пили. В грубой столовой постоялого двора, наполненной дымом и запахом плохо прожаренной пищи. После неласкового приема у деда хотелось сбросить напряжение. Тони еще смеялся, что после пережитого потрясения им год напиваться надо. И тут пришел посыльный с письмом, скрепленным печатью, и Марк отчетливо вспомнил, как ломает печать и видит призыв во дворец. А там его встретили и провели и...
Это правда. Протянув руку в сторону (гладкий нежный шелк, пять монет за ярд, и продается только в високосные годы на Большой ярмарке в столице), он нащупал округлое нежное плечо и открыл глаза. Все, прятаться больше не имело смысла. Золотистые кудри, рассыпавшиеся каскадом по соседней подушке, алые губы и вытянутое узкое лицо первой красавицы всего известного Внутриземью мира - Агнесса, первая леди двора, любовница деда. Между прочим, известного своей жестокостью, и покровительства которого только вчера Марк так безуспешно пытался добиться.
Четвертует, а может, сдерет кожу? Я идиот!
Звук повторился. Камешек снова скрипнул по стеклу. Марк сполз с кровати и осмотрелся. Одежда раскидана вокруг в беспорядке, так же, как вчера они ее сбрасывали.
Вспомнились смешливые глаза Агнессы. Она все подливала и что-то спрашивала, и смеялась, смеялась...
- О, мой рыцарь, - напевно произнесла Агнесса, - если бы при дворе были такие храбрые и благородные юноши, как вы, вся моя жизнь могла пойти по-иному, - и облизала губы. - А что, лорд-канцлер больше не командует войсками?