- Понимаешь, Ко…
- Ты думаешь: «Однажды я стану королевой, и от моих действий будет зависеть жизнь моих подданных. Поэтому я сяду тут в уголке и не стану двигаться, чтоб даже случайно не сделать ошибку, так?»
- Ну, не совсем, но…
- А подумай вот о чем. Однажды ты умрешь. И предстанешь перед Господом нашим. И Он спросит тебя: «Яги, девочка моя, Я дал тебе всё. Ты была молода, сильна, здорова, прекрасна и полна сил и желаний. Я даже сделал тебя принцессой. А что, в ответ на все это, сделала ты? Была ли ты счастлива в этой жизни? Делала ли ты то, что считала нужным и правильным? Или провела всю жизнь, угождая другим людям? Тем, кто даже не знал твоего имени».
- Но ведь это не важно! Как же ты не понимаешь! Если бы я делала то, что следует, только ради доброй славы – грош цена была бы моим делам. А если я делаю это для тех, кому вообще даже наплевать на меня, но потому что должна…
- То что?
И в свете синих лучей ее глаз незыблемая уверенность Яголды превращалась в пар.
- Думаешь, кому-то есть дело до того, кого ты любила в своей жизни?
- Я не знаю.
- Нет. Никому. – Безжалостно завершила Ко. – И пусть это была просто похоть. Ты не знаешь сейчас, может из этого вырастет любовь всей твоей жизни.
- А если нет?
- Может, и нет. Но как ты узнаешь, пока не попробуешь?
- Люди – не булочки, Ко, чтобы их пробовать. – Гордо ответила Яголда. – И… и… и… - надо было срочно найти какой-нибудь веский довод, но он почему-то не находился.
- …И вообще у меня есть жених! И я его люблю!
- Тот самый, что убежал со свадьбы, и за которым ты теперь гоняешься?
- Тупой неблагодарный ублюдок! – Неожиданно выпалила Яголда. – Ой!
- Лучшая причина для брака. – Подвела итог Констанс.
И обе захохотали.
-Тысячи лет назад и тысячи лиг отсюда…
История о долге, любви и страсти
Шел дождь. Первый дождь этого лета. Капли пересыхали, не успев упасть на раскаленную зноем землю. Растрескавшаяся серая поверхность, покрытые пылью стены роскошного Брахейяара, потускневшая зелень его садов - все ожидало обновления, которое должно было вот-вот прийти вместе с муссонными ливнями. Но пока что лишь тяжелые тучи давили на затылок, заставляя убыстрять шаги случайных прохожих, забредших в сады. Спешно закрывались лавки. Люди разбегались по домам. Странную, неопределенную тяжесть ощущали все, от нищих башмачников до самого шаха.
Сегодня во дворце рожала Анна-Ли, седьмая дочь шаха. И громкие крики ее заставляли ежиться шаха, словно это ему было больно. Анна-Ли была его любимицей. Тихоня и красавица, выданная замуж, едва ей минуло пятнадцать, за Али ибн Фарух, сына Фаруха Сулеймана, правой руки шаха. В отличие от старших дочерей, разъехавшихся по свету (а ведь шах всегда мечтал о сыне, которому сможет оставить в наследство Брахейяар), Анна-Ли осталась в доме. Не мог шах расстаться со звездой своего сердца, и даже делить ее с Али было тяжелым испытанием для него. То, что посторонний мужчина, сопляк, пусть и сын Фаруха, храни его небо, может входить к дочери в любое время дня и ночи и возлежать с ней… но девочки вырастают, рано или поздно приходит их время цвести, любить и рожать. Теперь это время пришло для Анны-Ли.
Сына у шаха так и не родилось, хоть он долго не терял надежд. Ни жены, ни многочисленные наложницы так и не подарили ему мальчика, который бы достиг совершеннолетия, ибо те, что рождались, умирали во младенчестве. И когда младшей, Анне-Ли исполнилось пять, шах оставил попытки.
Челеста – ее мать была из смуглых, черноволосых жительниц побережья – старшая, выданная за властителя соседнего королевства, уже имела двоих сыновей. Рамон, второй сын, воспитывался теперь во дворце шаха. И он станет наследником. Красивый, как мать, как София, мать Челесты и старшая жена шаха (упокой ее душу небо), храбрый, сильный, проворный и умный, и почти вошедший в возраст – Рамону было семнадцать.
Собирались тучи, смеркалось, в соседней комнате кричала Анна-Ли, а небо, равнодушно следившее за нами, так и не удосуживалось послать дождь.
- Почему же так долго? – Не выдержал шах, обращаясь к старухе, вошедшей в комнату. – Она начала еще вчера вечером. Разве бывает так долго?
- Шах забыл, как это делали его жены? – Ответила вопросом на вопрос старуха. В полумраке лицо ее казалось зловещим, эта ниточка усов над губами, темный тюрбан, из-под которого выбилась седая прядь.
- Я никогда не наблюдал за этим раньше…
- Шах не любил своих жен?
- Ты забываешься, старуха!... почему он ничего не говорит? Почему он не выходит?