Для неискушенного, небитого могло бы показаться: «Чего же боле?» На самом деле все это было ни к чему. Нужна была бумага из Министерства здравоохранения СССР, даже из Минздрава РСФСР бумага не годилась.
Быстрый, и все еще чуточку провинциальный Державинский — туда, в Минздрав СССР. И там увяз! Два с лишним года он мотался беспрерывно между Пермью и Москвой: исправлял текст заявки, перепечатывал, заново собирал и ставил подписи, печати, привозил и снова увозил доделывать и переделывать. После каждого очередного посещения или заседания он — веселый, энергичный человек — возвращался посеревшим, усталым и недоуменным: «Чего они хотят?» Не стану описывать все его мытарства, приведу лишь некоторые выдержки из былых сражений, наставлений, не называя полностью фамилий участников (по просьбе Державинского, который считает, что виновата система, а не люди).
— Клинические испытания приборчика у вас уже проведены? — спрашивала во время приема документов Д — ва, секретарь Комиссии, созданной при Комитете новой медицинской техники Минздрава. — Тогда чего же вы тянете, странный человек. Везите их сюда скорее!
А Державинский, между прочим, не тянул, в первый же приезд показывал Д — вой акты экспертизы, четкую инструкцию, но она тогда на них внимания не обратила.
— По какому праву ваши пермские медучреждения взялись за испытания «Эледиа»? Мы же такого разрешения не давали! Пять лет тюрьмы захотели получить? — говорит та же Д — ва в следующий раз, разглядывая акты и, видимо, позабыв о прошлом разговоре.
— Если не хотите дело загубить, на Комиссии о Ледневе ни слова! Ваш личный опыт работы с приборчиком «Эледиа»? Не смешите! Вы — не врач! Вообще делайте вид, что в руках приборчик не держали и что прибор «Эледиа», мол, до сегодняшнего дня никому на свете неизвестен! Скромных у нас любят! (Из наставления перед заседанием Комиссии вдруг потеплевшей Д — вой. — В.П..)
Но когда Николай Васильевич стал говорить на Комиссии, что считал нужным, со всех сторон на него зашикали, стали перебивать и обрывать (секретарь Д — ва, видимо, лучше знала обстановку и, по-своему, была права).
— Леднев? Опять этот Леднев, надоело! Нельзя ли обойтись без Леднева? — говорит один почтенный член Комиссии.
А как «без Леднева», если слово-то «Эледиа» в первозданном варианте расшифровывается: «Электропунктурный Леднева Ивана Андреевича»?
— Лечение «минусом»? Архаизм. Переделайте прибор на переменный ток и автоматику, тогда и выносите па Комиссию! — Это говорит зам. председателя Комиссии Г — к. А его слово тут — закон. Он специалист по иглорефлексотерапии, профессор, доктор, руководитель отделения рефлексотерапии Всесоюзного научного центра медицинской реабилитации Минздрава СССР.
— Помилуйте, — срывается Державинский, — да после такой переделки будет не «Эледиа», а совсем другой прибор!
Отчаяние Державинского смущает председателя Комиссии Е — ва.
— Ты специалист, — говорит он с налетом раздражения своему заму Г — ку, передавая документы, — ты и разбирайся!
Кстати, председатель Е — ов — симпатичный человек, тоже профессор, доктор, сочувствующий прогрессу и «Эледиаг «Но если для него заместитель Г — к - непререкаемый специалист в электропунктуре и рефлексотерапии, то кто же тогда по профилю и весу сам председатель и другие члены Комиссии? Неужели, как и тридцать лет назад, «специальные» комиссии составляются по принципу ученых званий, а не знаний в данной области? И стоит ли тогда скликать и собирать эти комиссии?
Когда мой друг, блестящий хирург — эндокринолог Константин Николаевич Казеев защищал докторскую по маленькой коварной опухоли феохромоцитоме (во всем мире их было удалено несколько десятков, а у него — за сотню с лишним!), о ней слыхал лишь один член уважаемой комиссии. Остальные сидели и молчали.
— Увы, великие мужи науки, — смеясь, тогда сказал мой друг, — определяли свои «за» и «против» по моим начищенным ботинкам; чересчур блестят — не скромен, тусклы — недостоин нас!
Со второго захода в марте девяносто первого, с кукишем в кармана (введя, чтобы отстали, в приборчик «Эледиа» автоматическую обработку точек «прерывистым минусом по Ледневу», которая в портативном приборе не нужна, лишь быстрее разряжает батарейки, и расшифровав «Эледиа» — с подсказки Леднева — «Электропунктурный лечебно — диагностический аппарат») Державинский все-таки провел «Эледиа» сквозь министерские рифы и завалы. Приборчик, вроде, утвердили. Наконец-то!.. Но когда Николай Васильевич вытер пот со лба и разглядел на следующее утро врученный протокол, ему стало опять нехорошо. Радость была явно преждевременной.
Что же «застолбила» в марте девяносто первого «великая» Комиссия? Признание метода? Выпуск приборчика в широкую продажу? Ничего подобного: всего лишь «разрешение на испытания», в том числе у того же академика Е. Вагнера в Перми! И снова начались мытарства.
Несчастный аппарат «Эледиа», бедняга Леднев. Сколько же за это время (с семьдесят шестого года!) было выпущено в мире всевозможнейших приборов, и в частности в СССР, — приборов — близнецов, явно уступающих или бездумно исказивших главную идею? Например, «Аксон» завода имени Масленникова — лечит в полуслепую (в том числе и «плюсом») без регулятора силы тока, или «Миус», предназначенный для снятия болей при менструации, или «Свет», «Импульс»…
— Наша Комиссия, не удивляйтесь, — сказал в кулуарах один из ее членов, профессор У — ов, нс потерявший чувства юмора, — занимается пришиванием пуговиц к карманам: решает, сколько их пришить — две или одну? И каждый раз весь пиджак направляет на клиническую апробацию!
Тогда же я выяснил у Державинского еще один характерный штрих.
Ну а при благополучном варианте, если приборчик утвердят и ваш НИИ его будет выпускать: что получит изобретатель Леднев? Какие отчисления в процентах?
— Боюсь, что при наших умопомрачительных законах, которые почти что не меняются, автор практически останется ни с чем. Приборчик по затратам очень дешев.
Изобретатель останется ни с чем? При той невероятной популярности и эффективности метода, при том добре, которое он сделал? Да за одно избавление от болей при остеохондрозе, — как писали в редакцию больные люди, — Ивану Андреевичу Ледневу и Льву Николаевичу Усачеву надо ставить памятник при жизни!»
Да кто же будет при таком нашенском «внимании» и таких нашенских «щедротах» что — нибудь изобретать, внедрять? Разве только чудаки, которые не изобретать и не внедрять не могут. Но далеко ли мы на чудаках уедем в общечеловеческом техническом прогрессе?
КАК НИ КРУТИ, НА СЕРДЦЕ ПРАЗДНИК
Я мог бы еще долго толковать о беспримерной волоките и живучести чиновников, которые в начале девяностых в полном боевом составе (со всеми своими «специальными» комиссиями) благополучно перебрались из Минздрава рухнувшего СССР в Минздрав Российской Федерации и там в мгновение пустили корни. Но мне не хочется продолжать в удручающих тонах, потому что у поклонников «Эледиа», как ни крути, а состоялся официальный день рождения — 13 июля 1993 — го приборчик утвердили! Вот выдержка из протокола Комитета по новой медицинской технике Минздрава Российской Федерации: <Постановили: выпускать аппараты в двух исполнениях; «Эледиа — 1» — для стационарных условий, «Эледиа — 2» — для домашнего лечения».