— Привет, Астра! Рад видеть тебя, — уверенно обнял ее теперь.
— Привет! — ответила она, обвив руками его шею. — Заждались тебя.
— И ты ждала?
— М-м… Где пропадал, выпускник?
— Смотались в Грецию после защиты. Всем курсом.
— Прикольно.
— Да, клево. Оттянулись по всей программе. Угостись-ка, — он протянул ей пакетик с жевачками в виде цветных амфор и греческих масок. — Куплено у подножья Парфенона. Больше ничего нельзя, даже нагнуться за камешком, а то бы инозёмы все растащили.
Это произошло через два дня после ухода Окасты.
У Корниенко загорелись глаза. Ему позарез нужен был второй маршрутный отряд, и прибытие геолога из МГУ, к тому же хорошего знакомого Астры, решало все сразу. «Пока мы перетащимся со своим скарбом на другой лагерь, она за один маршрут приведет его туда уже обученного, готовенького для самостоятельной работы!», — и уже размечал их путь на сводном планшете.
Астра вошла в большую палатку, чтобы расписаться за пачку топографических карт.
— С Киром? — переспросила она приглушенно. — Но ведь он ничего не… — и развела руками.
Корниенко вздохнул.
— Помоги нам, Астра. Тебя ведь тоже учили. Выручи, на тебя вся надежда.
Она молчала. Ах, как славно ходилось со старым Тандыном! Рябчики с ветвей, рыбка из ручья, никаких хлопот с лошадьми!
Она всмотрелась в сводную карту.
«Подъем по ущелью, обход над кручами, — читались кружева горизонталей, — выход на плоский, бог знает чем осложненный перевал».
— Аэросъемку можете подобрать?
— Давно готова, — он протянул ей для просмотра.
— Ну-ка.
Снизу, к высоте самолета, делавшего аэрофотосъемку, тянулись острия вершин и скалистых хребтов, четко читались тропы, ручьи, обрывы.
— Это еще что? — насторожилась она. — Такой перевал?
— Гранитные развалы, сплошная вздыбленная поверхность, — вздохнул он. — Тувинцы знают его, там тропа, видишь?
— То тувинцы.
«Запомним это место», — она очертила карандашом легкий кружок.
С полевой сумкой Астра вышла из палатки главного геолога. И увидела Кира. Он подъезжал верхом на Кауром. Оказывается, он не только лихой наездник, но и читает карту, умеет смотреть аэроснимки в объёме, и вообще на своей дипломной практике он временами, когда начальник отключался, замещал его в двадцатом районе, на Дальнем Востоке, где на горе Отчаяния, на высоте 1460 метров, до сих пор лежат четыре огромных ребристых гвоздя, забытые еще топографами.
— Отпад. Я сам давно в Москве был, теперь я здесь, а они так и лежат на отметке 1460 метров. Не хило?
— Да, — кивнула она. — Можешь набрать продуктов на три маршрутных дня и три контрольных? Мы отправляемся завтра.
— С тобой? — быстро спросил он.
Оба подумали об одном и том же.
— Завтра в семь, — ответила она. — После продуктов и посуды подбери крепкую сбрую, ремни, седла, потники. Мой конь вон тот, золотистой масти со светлой холкой.
… К полудню другого дня осталась позади открытая степь и кипящий изгиб реки Хемчик, на который они взглянули с отвесной скалы, с высоты птичьего полета. И поцеловались. К трем часам пополудни оказались напротив узкого, словно темная щель, устья распадка. Шумный ручей гневно вырывался из него на знойную равнину.
Холостой ход был окончен. Рабочий маршрут начинался именно отсюда.
Под копытами коней затрещала плоская щебенка зеленоватых слюдистых сланцев. Теряя друг друга в зарослях пахучих зонтичных трав, в тени высоких склонов, они стали подниматься вверх и вверх по бугристому днищу. Сверху на них смотрели взнесенные над зеленым ущельем освещенные каменистые вершины. Завтра отряд познакомиться с ними поближе, а пока всадники, то падая вперед на холку, то откидываясь назад на вьюки, пробирались выше и выше, напрягаясь среди ям, бугров и поваленных древесных стволов. Тувинские лошадки упорно взбирались по днищу. Пахучие травы сменились толстыми зелеными мхами, лиственницами, кедрами, ветки хлестали по плечам.
Время, время. Сегодня, на свежие силы, хотелось подобраться к перевалу как можно ближе, но записи и обследования скрадывали задел. В чаще деревьев уже вились первые сумерки.